Баба яга костяная нога. Баба-яга — Костяная нога. Яга — богиня общеиндоевропейская

Баба-Яга - один из наиболее загадочных персонажей русского фольклора. Ее образ фактически не поддается трактовке. Ясно, что каким-то образом она связана с силами тьмы, но почему она живет в избушке на курьих ножках, пытается изжарить маленьких детей, одаривает пришлого молодца и летает в ступе? Трудно понять, что хотели сказать народу авторы волшебных сказок с участием Бабы-Яги. Это непонимание приводит порой к самым невероятным предположениям. Например, что эта древняя старуха соорудила некий двигатель с реактивной тягой, ступу, в которой летает выше леса стоячего. Какие смыслы скрываются в образе Бабы-Яги? Разобраться в этом помогут древние знания, изложенные в текстах Ригведы. Почему Ригведы? П. А. Лавровский полагал, что слово «яга» может происходить от санскритского слова «aha», которое означает «идти, двигаться». Более того, в имени ведьмы угадывается общеевропейский корень «аг» («действовать, приводить в движение»). Корень «аг» звучит в имени арийского бога огня Агни, которому посвящено наибольшее количество гимнов Ригведы. Агни имел некое первостепенное по важности значение в мировоззрении ариев.

Сюжет русской сказки

Персонажи, подобные Бабе-Яге, известны многим народам мира. Подробные сведения о них изложены в книге В.Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки». Но мы рассмотрим более внимательно, чем замечательна наша русская Баба-Яга. Это - старая слепая безобразная женщина. К ее имени часто прилагается прозвище «Костяная Нога». Иногда ее величают хозяйкой вселенной, иногда - повелительницей зверей и птиц. Она живет в избушке на курьих ножках, в которой нет ни окон, ни дверей. Избушка стоит посреди темного дремучего непроглядного леса. Она окружена частоколом из человеческих костей. На каждом коле - череп с горящими глазницами. Избушка может поворачиваться, т. е. вращаться вокруг собственной оси. В частоколе есть ворота, и от избушки к ним ведет узкая тропинка. Большую часть времени старуха проводит в своем доме, где спит, лежа на полатях. То ли избушка слишком маленькая, то ли старушка такая большая, но она занимает практически все внутреннее пространство, исключая, конечно, то место, где стоит печь. При этом ее нос упирается в потолок, т. е. она не может даже пошевельнуться. Но это не мешает ей иногда вылетать из избы, сидя в ступе, на орле либо на крылатом коне. Когда Баба Яга летит в ступе, она размахивает помелом, а под ступой проносятся буйные ветры. Совместно с бабой Ягой проживают различные животные - змеи, ящерицы, лягушки, сова и кот Баюн. Братья Яги - ветер, месяц и солнце.

К старушке обязательно является добрый молодец. Но она совсем непрочь похитить маленьких детей. Как правило, молодец отправляется в путь в неопределенном направлении с неопределенной целью - куда-то за тридевять земель в тридесятое царство. В этом путешествии ему не миновать избушку. Более того, ему просто необходимо побывать в непрошенных гостях у ее обитательницы. И хотя молодец набредает на жилище Яги случайно, он всегда знает, как себя вести и что говорить. Перво-наперво он дует на избушку и просит, чтобы она повернулась «к лесу задом, а ко мне передом». И избушка ему повинуется. Где перед, там и вход. Появляется дверь, которая открывается на произнесенное слово. Иногда герой кропит дверь водой. Старуха узнает гостя по запаху: «чу, русским духом пахнет», но относится к нему вполне доброжелательно и стремится с ним побеседовать. Но наш герой, видя, что старая женщина подзабыла обряд, напоминает ей: «сначала накорми-напои, баньку истопи, а уж потом и выспрашивай». Яга выполняет все беспрекословно. Сказка заканчивается одним из двух исходов: старуха пытается сжечь молодца в печи, но сгорает в ней сама, или она наделяет его дарами - конем, орлом, ковром-самолетом, гуслями-самогудами, сапогами-скороходами. От нее он получает вдобавок некоторые знания, например научается языку птиц и зверей.

Сюжет сказки короткий, незамысловатый и все-таки непонятный. Тем не менее, все образы даны не случайно, фактически в каждом скрыты смыслы. Их можно раскрыть, если понять, как воспринимали мир арии.

Темный лес и избушка на курьих ножках

Темный лес - олицетворение тьмы вообще. Эта тьма занимает некое ограниченное пространство - бор. Слово «бор» происходит из цепочки слов «пар-пор-пур», где «пар» - расширение пространства, «пор» - его ограничение («пора»), а «пур» - его сужение в линию («пурга», «путь»). Вот почему сочетание «бур» встречается в словах «буря» и «буран» - они отражают свойства линейного перемещения, т. е. свойства ветра. Как известно из русской сказки, ветер - брат Яги, а когда она летит в своей ступе, то поднимает в лесу бурю. Возможно, арии воспринимали свою полуночную страну как ограниченное пространство, заселенное людьми, зверьем и засаженное лесом. Поэтому и страна называлась Бореей.

В этом лесу-бору где-то в неопределенном месте стоит дом-избушка. Где это место, не знает никто. Неопределенность начала в эзотерической литературе характеризуется выражением «ни места, ни объема». В сказке о Бабе-Яге избушка имеет объем, но не имеет определенного места. Добрый молодец выходит на нее случайно («иди туда, не знаю, куда»). В сказке о Мальчике-с-пальчик герой пытается заметить дорогу к этому месту, бросая по пути к нему кусочки хлеба. Но птицы и звери растаскивают хлеб, и направление к дому теряется. Дом не имеет ни окон, ни дверей и похож на каменный ящик-дольмен или на деревянный ящик-домовину, в котором хоронили умерших. Помещение умершего в малое пространство тьмы считалось необходимым условием для его воскресения, т. е. для нового рождения. Действительно, за смертью следует рождение, т. е. рождение непременно является следствием смерти. Зарождение новой жизни происходит во тьме утробы, которое и есть это самое маленькое темное пространство. А смерть - это уход во тьму. Так, во мрак ночного неба уходит луна. Этот период мрака недаром назван новолунием, ведь именно в нем нарождается молодой месяц.

Избушка стоит на курьих ножках. Значит темный ящик - утроба птицы. В русской сказке эта птица - курица, которая не летает и не плавает, т. е. не связана ни с воздухом, ни с водой. Она не может оторваться от земли, курица - земное существо. Согласно более архаичным воззрениям, все новое рождается во тьме вод. Небо воспринималось ариями как водная поверхность, по которой в ладье плывут луна и солнце. Птица сносит яйцо (тоже малое темное потаенное место), в котором спрятан зародыш новой жизни. Мир возникает из яйца водной птицы - гуся, лебедя, утки, цапли и т. д. Однако русская сказка более тесно была связана с представлением о тьме земной. Это означает, что народ, придумавший эту сказку, жил далеко от океана, моря или озера, вокруг был один только дремучий лес («дрема-сон-тьма»).

Избушка стоит в центре круга, окружность которого обозначена частоколом из человеческих костей. Кости, как и деревья в лесу, обладают одним общим свойством - они растут, поэтому в древности кости всегда отождествляли с растениями, деревьями. На кольях нанизаны черепа с горящими глазницами. Арии полагали, что глаза подобны солнцу: они испускают свет, позволяющий видеть окружающие предметы. Способность видеть возникает только с появлением света. В темноте распространяются лишь звуки и запахи. Существование подобного поверья подтверждают материалы раскопок курганов Причерноморья, произведенные украинским археологом Ю. Шиловым. Он обнаружил в раскопах черепа, в глазницы которых были вставлены угли. Избушку от частокола отделяет пространство круга, свет излучает окружность этого круга. От избушки к ободу круга пролегает тоненькая дорожка. Это невидимый луч, который испускает домик, радиус круга, в центре которого стоит избушка. Вдоль этого радиуса круг может расширяться, на что указывают ворота, т. е. брешь в частоколе.

Светящаяся окружность позволяет предположить, что круг, обозначенный в темноте леса, подобен луне, а сам лес - ночному небу. В диске луны незаметна его центральная точка - луна имеет светящуюся поверхность, но ее внутренность темна. Луна испускает холодный свет. Она самопроизвольно делится на два полукруга - полумесяца. Значит, внутри диска проведена незримая вертикальная линия, о наличии которой можно только догадываться. Вертикальная линия делит круг на две половинки - левую и правую. Диск луны можно разделить еще на две равные противоположные части - верх и низ. Таким образом, круг делится пополам также горизонтальной линией. Выделяются четыре направления в плоском пространстве. Вертикальная и горизонтальная линии являются осью зеркальной и поворотной симметрии, вместе они образуют крест. Линии позволяют «увидеть» в круге невидимую центральную точку, они разбивают его на четыре равные части. При этом более наглядно проступает поворотная (радиальная) симметрия. Через центральную точку проходит незримая ось вращения, которая обозначает еще два противоположный направления в пространстве, круг становится колесом, но 6 направлений дают представление о сфере. Вот почему избушка поворачивается вокруг себя на своих куриных ножках. Куриные ножки означают сам факт движения (нога=движение). Но луна также является символом представления о точке (избушка), которая расширяется в круг. Символ расширения здесь - кость (удлиняющийся радиус и окружность), символ движения - нога. Таким образом, в центре круга, в избушке, находится источник движения. Круг имеет предел расширения - окружность. Область круга - тьма, но окружность излучает свет.

Крест позволяет увидеть незримое - центральную точку, источник движения. Проявление невидимого с помощью креста гораздо позднее было введено в ритуальный обиход христианства. Осенение крестом означает изгнание «нечистой силы», когда скрывавшаяся дотоле темная сила становится видимой. Именование «нечистая сила» получили те невидимые компоненты круга, которые присутствуют в нем, скрытые от света (сам свет - порождение тьмы), да и вообще все «обитатели» тьмы. Узнать об их существовании можно не видением, а ведением, т. е. знанием, полученным не от органов чувств, а размышлением. Скрытое от глаз знание и есть то самое тайное знание, которое было доступно лишь посвященным. Обретение тайного знания было возможно путем погружения во тьму. Это погружение во тьму подобно смерти, а неофит - заново рожденному. Старушка, обитавшая в избушке на курьих ножках, знала что-то такое, за чем и отправился удалой добрый молодец в темный лес. Чтобы получить знание, ему необходимо было погрузиться в утробу. Молодец отправился в путь за неким высшим знанием, так как он достиг центра круга. А избушка - утроба, в которой рождается вселенная (расширяющийся круг). Молодцу, по-видимому, надо было получить знание о рождении вселенной.

Мудрая старушка

Баба Яга - старая женщина. Женский пол указывает на то, что Яга потенциально способна произвести новую жизнь. Она обладает темной утробой, в которую закладывается семя, дающее начало жизни. Но детородная потенция не реализуется, этому мешает преклонный возраст. Рождение в данном случае подразумевает получение тайного знания. В более далекие времена обряд посвящения в тайну требовал, чтобы неофит некоторое время провел в утробе рыбы или другого морского животного, например кита («чудо-юдо рыба-кит»), т. е. был связан с водой. Рыбий желудок - аналог избушки и женской утробы, а водная пучина сродни темному бору. Материнская утроба, или шире - женское начало всегда ассоциировалось с тьмой. Само слово «тьма» (знаки «Т», «М», «А») есть «мать» (знаки «М», «А», «Т»). Если избушка, стоящая посреди освещенного круга, символизирует невидимую точку, скрытую в диске луны, то и сама Яга может быть древнейшим символом луны. Действительно, ее брат - месяц, а месяц и луна составляют пару «мужское-женское». Месяц разбрасывает по небу семя-звезды («мес-сем»), а луна их собирает в свое лоно («луна=лоно»). Яга - слепая. Не потому, что при жизни во тьме зрение атрофируется, а потому, что оно вообще появляется только на свету, при освещении предмета. Предмет в темноте не имеет образа. Вот почему Яга - безобразная, т. е. лишенная образа (без образа). Баба Яга - ведьма. Слово «ведьма» - производное от слова «ведунья», т. е. обладающая вeденьем. А вeденье - это способность видеть незримыми очами, то есть познавать не только то, что сокрыто от света, но и то, что вообще недоступно восприятию органами чувств, в том числе слухом, обонянием, осязанием.

Число Бабы Яги - четыре. Ровно на столько равных частей крест делит круг. Он же обозначает в круге ось вращения - перекрестье. Вместе, четыре части и ось вращения, образуют число пять, но старушка не приемлет его. В европейской сказке о пряничном домике, аналогичной по многим смыслам русской сказке о Бабе-Яге, одним из основных является эпизод с мизинцем маленького мальчика, которого ведьма посадила в клетку. Мальчик ест и пьет и время от времени по приказу хозяйки дома дает ей пощупать свой мизинчик, по которому она определяет «готовность» жертвы, предназначенной для сжигания в печи. Мизинчик - пятый палец на руке, он «лишний». В других подобных сюжетах мизинчик вовсе отрубается. Часто на отрубленный палец надето кольцо - это и есть прообраз круга, через центр которого проходит ось вращения. Баба-Яга связана с центром круга, ее избушка вращается-поворачивается, но сама ось вращения, которая становится «мировой осью», к образу Яги не имеет отношения: у нее другие смыслы. Ось вращения - кол, который преобразует плоское пространство в объемное (двумерное в трехмерное). Баба-Яга связана только с понятием о расширении пространства, но не с его преобразованиями.

Большую часть времени Баба-Яга спит, занимая собой все свободное внутреннее пространство избушки. Согласно представлениям ариев, спящий отличается от бодрствующего тем, что он не говорит, а от умершего тем, что дышит и сохраняет тепло. Значит, Яга дышит, ее тело теплое, а когда она пробуждается, то может и поговорить. Дыхание - это колебательное движение, при котором утроба попеременно то наполняется воздухом, то опорожняется. Оно похоже на легкое движение ветра «туда-сюда», или на «вдох-выдох» («ход-дох»). Моделью колебательного движения является маятник, которое можно графически изобразить в виде отрезка. В отрезке колебания происходят возле неподвижной срединной точки. Если отрезок - диаметр, то срединная точка - центр круга. В этом центре и спит Баба-Яга, производя своим дыханием слабое колебательное движение. Когда она пробуждается, то вылетает из избы в ступе-самоходке. Центробежное движение начинается при пробуждении Яги. Ею движет «третья сила», которая представляет собой равнодействующую двух противоположных сил, вызывающих движение маятника. Эта третья сила подобна лучу, исходящему из центра, и обозначается в виде тропинки, идущей от избушки к периферии круга. Подобное представление о троичности, или «третьей силе», нашло отражение в традиционной прическе русских женщин. Голова - это круг, темечко - центральная точка, волосы, расчесанные на прямой пробор, - два противоположных направления (две силы), коса - третья сила. Коса плелась из двух или трех плетей, отражая смыслы двоичности и троичности. На Руси волосы считались сакральными. Яга летит в ступе, размахивая метлой. Метла - символ зимних ветров, заметающих следы. На Руси сохранился обычая вылепленным из снега бабам (снеговикам) давать в «руки» метлу. Метла указывает на происхождение Бабы-Яги - северный зимний лес-бор. Таким образом, пропадают заметки, разбрасываемые на пути к избушке, заметаются следы, ведущие от нее. Так скрывается местонахождение точки, из которой возникает вселенная. При максимальном расширении круга точка, действительно, пропадает вместе со знанием о ней. И все же, в каком бы направлении ни шел добрый молодец, войдя в область круга-бора, он непременно очутится возле избушки.

В избушке вместе с Ягой живут звери определенных видов. Они - атрибуты Бабы-Яги, т. е. отражают присущие ей свойства. Так, сова - птица, которая видит в темноте. А так как видеть во тьме невозможно, то сова - ведунья, или символ тайного знания, мудрости. Символика Кота Баюна многозначна. Во-первых, примечательны глаза кота. Они меняют свою форму - то круг, то вертикальная линия. Вертикальная линия, разделяющая круг луны, невидима. Значит, коту ведомы тайные знаки. Во-вторых, кот разговаривает («баить=говорить»), ему доступна речь, он способен производить модифицированные звуки. В-третьих, мурлыканье кота оказывает гипнотическое действие, навевая сон. В темноте сна человеку являются незримые образы-тени, т. е. опять проявляет себя тайна тьмы.

Удалой добрый молодец

Молодец отправляется неизвестно зачем в тридевятое царство (3х3х3) в тридесятое государство (3х10). Такое количество троек в присказке может указывать на цель путешествия - он хочет познать, что такое есть третья сила. Для обретения тайного знания ему надо погрузиться во тьму. Для этого он и заходит в лес. Блуждая в лесной тьме, он случайно набредает на избушку. Но избушка вместе с ее жительницей не является неожиданностью для молодца: он явно подготовлен для встречи с ними. Тому, что делать и что говорить, научила его маменька. Женское начало всегда ассоциировалось с тьмой и тайным знанием. Причина этого - все та же женская утроба, порождающая новую жизнь. Традиционно женщина на Руси считалась хранительницей знаний, которые она передавала детям. В точном соответствии с данными ему указаниями молодец дует на избушку, инициируя ее движение, и требует от нее повернуться к нему передом. И избушка поворачивается. Чтобы невидимая во тьме дверь приняла образ и открылась, надо произнести ее имя - слово. Когда вещь называется, она проявляется, так как каждой вещи соответствует свое имя - нет имени, нет вещи. Дверь всегда что-то скрывает, у нее такая функция. При именовании двери определяется и ее функция, поэтому дверь открывается. Слово, таким образом, становится ключом («ключевое слово»), раскрывающим то тайное, что было скрыто. Иногда дополнительно дверь окропляется водой. В данном случае такой обычай является рудиментом, так как изначально утробой считалась тьма вод. Но добрый молодец знаком и с преданиями старины.

Молодец входит в избу. Баба Яга довольно радушно встречает непрошенного гостя, она узнает о его присутствии по запаху. Ей не терпится расспросить его о том-о сем. Однако наш герой строго соблюдает обычай. Он напоминает старушке, что его надо сначала накормить, напоить, в баньке помыть, а уж потом вести беседу. Желудок - тоже темная утроба. В него «закладывается» пища, которая сгорает в нем, производя тепло, дыхание и речь. Смерть - это голод, или отсутствие пищи. Звуки речи выходят из утробы по трубе-гортани («гор - горячий») вместе с выдохом. В качестве питья гостю предлагается мед-пиво, или хмельной напиток - медовуха. Хмель позволяет забыть об осторожности и выболтать тайное («что у трезвого на уме, у пьяного на языке»), осветить темные закоулки души. К пьяному на Руси относились сочувственно. Считалось, что человек, лишенный сознания под наркотическим действием спиртного, приобщается к тайному. Омовение тела водой необходимо не только для того, чтобы смыть «русский дух» и стать «невидимым» для ведьмы. Вода приобщает к тайне, давая новое знание - новое рождение, новую жизнь. Считалось, что вода имеет свойство разъединять («мертвая вода») и соединять («живая вода»), т. е. в ней осуществляются переходы «горячее-холодное». Разъединение тела горячей водой - варево, соединение студеной водой - появление формы, например льда. Обряд посвящения, понимаемого как новое рождение, мог сопровождаться разрубанием тела, куски которого потом срастались при окроплении водой.

Когда неофит был полностью подготовлен, ведунья должна была обучить его языку зверей и птиц. Недаром она была их повелительницей. Баба-Яга владела этим языком так же, как она владела звуком вообще. В славянских сказках слов «яга» звучит как «еджи», «ези», что очень напоминает слово «язык». Язык как орган речи способствует производству согласных звуков, т. е. он модифицирует звуковую волну, исходящую из гортани. В результате появляется многообразие звуков. Язык - наиболее подвижная часть речевого аппарата. А Баба-Яга, как мы попытались показать выше, очень тесно связана со всякого рода движением. Поэтому она и получила прозвище «Костяная Нога» - кость растет, а нога ходит. Ведунья одаривает гостя, чем может. Что же это за дары? Конь - самое быстроходное животное. Скорость его бега сравнивалась со скоростью движения мысли. Поэтому дочь арийского бога-творца Тваштара, Саранью, олицетворявшая мысль, изображалась лошадью. Для придания большей скорости коню прилагались крылья. Сапоги-скороходы говорят сами за себя. К сапогам тоже могли быть прикреплены крылья. Греческий бог Гермес, носивший крылатые сандалии, покровительствовал купцам и путешественникам. Ковер-самолет вместе со ступой Яги пополняет список самодвижущихся предметов. Наконец, гусли-самогуды, т. е. музыкальный инструмент, самостоятельно издающий звук. В гуслях звук модифицируется струной. Наличие в числе даров гуслей подтверждает связь Бабы Яги со звуком и речью.

Баба- Яга и Агни

Баба-Яга и бог Агни схожи в том, что оба они связаны с движением. Больше того, они и есть движение как таковое, во всех его видах. Агни - «пуп всего: движущегося и твердостоящего», записано в десятой мандале Ригведы. В нем проявляются противоположности «покой-движение». Покой Агни не абсолютен, он напоминает сон, так как не прекращается колебательное движение «туда-сюда», подобное дыханию. Благодаря дыханию бог становится бессмертным, он не умирает, а переходит от состояния сна к состоянию бодрствования. Так же и Яга. Она спит в своей избушке, а, пробуждаясь, вылетает из нее, сопровождаемая ветром, ее вечным спутником. Движение - это не только перемещение на большие расстояния, но также рост предмета, например растения или тела животного («твердостоящее»), вообще всякое созидание, собирание. Но движение бывает и разрушительным, когда целое разъединяется. Поэтому Агни одновременно и созидатель, и разрушитель, его природа двоична. Другая ипостась Агни - Рудра, которому приписывали разрушительные свойства. Разрушительные силы - зло, созидательные - добро. Зло коварно и неожиданно, оно ассоциируется с силами тьмы, а Яга живет во тьме. Поэтому образ Яги был впоследствии демонизирован, тогда как изначально он имел такую же двойственную природу, что и образ Агни. Двоичная природа Агни означает, что он - «перворожденный закона». Закон - это детерминированность, которая проявляется как чередование противоположностей, например ночь-день, добро-зло, созидание-разрушение и т. д. Две противоположности - два рога, соединенные общим источником движения - головой-точкой, вместе они образуют угол. Рост означает прибавление вещества, а всякое движение можно рассматривать как увеличение числа элементов, например углов. Соединенные в линию углы напоминают волну, а если обозначить начало волны-зигзага, то получим конец хвоста змеи. Змеи, ящерицы и лягушки населяют избушку Яги. Змеи подобны волне и ассоциированы с водой, ящерица имеет ноги и передвигается по земле, лягушка как земноводное животное соединяет воду и сушу. В русском фольклоре Яга уже не связана с водой, она жительница леса, а ее избушка имеет ножки совершенно земной птицы.

Двоичная природа Агни отражена в его эпитетах - он «бык и корова», т. е. двурогое животное. Бык возрос в лоне вод, «от вод пошли его искать и нашли на голове коровы». Но корова - луна, а бык - солнце, сын луны. С Агни связан миф о «золотом зародыше». Он порождается двумя половинками вселенной, небом и землей, которым соответствует скорлупа яйца. Огонь спрятан в яйце и ассоциирован с желтком. Яйцо и вода связаны вместе в символике водоплавающей птицы. Яйцо находится в утробе птицы. Агни спрятан в глубинах тьмы. Избушка Яги напоминает утробу птицы, а печь - спрятанный в утробе огонь. Агни «возник как золотой зародыш, родившись, он стал единственным господином вселенной», «он создал три мира - небо, землю и воздушное пространство». Баба-Яга ведь тоже хозяйка вселенной - расширяющегося круга. В своих действиях, например в сотворении вселенной двоичный Агни проявляется как троичность, он обладает третьей силой. Его ипостась - Трита Аптья, «третий водяной».

Агни рождается «для силы действия». Но прежде, чем зародыш родится, «две половинки вселенной, закутавшись в покрывало, подкреплялись жиром, медовыми яствами». Жир - пища для огня, он горюч. Мед имеет золотистый цвет, цвет солнечного огня. К тому же мед выделывает пчела, ее второй продукт - воск, который при горении выделяет жар, подобно жиру. Мед придает силу. Возможно, таинственный напиток сома представлял собой разновидность гоголя-моголя. Помимо сока растений, он содержал яйцо, мед и молоко. Злая натура Яги проявляется в ее желании кого-нибудь изжарить или съесть, т. е. дать пищу огню, ведь огонь «растет от пищи». Ведьма, обитающая в пряничном домике, откармливает детей и проверяет на ощупь, достаточно ли жирен мизинчик мальчика. Тепло связано с движением непосредственно. При таянии льда его неподвижная глыба превращается в текучую воду. Ветер возникает при соприкосновении двух фронтов - горячего и холодного воздуха. Холодная луна возгорается в жаркое солнце. Вот почему солнце - третий брат Бабы-Яги.

Движение присуще мысли и речи («речь-река-течь»). Жрецы взывают к Агни: «Вдохни в нас счастливую мысль», так как он - «возбудитель мыслей», «языком Агни приносит вдохновение». Языки пламени разнообразны как звуки речи. Недаром языки пламени и языки речи называются одним и тем же словом. Агни живет во мраке, но его существование определяется тем, что он имеет имя: «его высшее имя в тайне, находится в третьем царстве». Похоже, это и есть ответ на вопрос, зачем отправился добрый молодец в тридесятое царство. Его цель - узнать высшее имя бога. Как награду за усердие Яга-Агни одаряет молодца дарами. «Агни раздает сокровища. Создай нам долю, полную добра».

В центральном мифе Ригведы Индра раскалывает гору на две части, небо и землю, высвобождая спрятанный в ней огонь. Образы горы и «золотого зародыша» тождественны. С горой связаны такие дары Бабы-Яги, как конь и орел. Орел летает высоко, достигая неба и вершины горы Меру. Крылатый конь возносится на гору Парнас, а так как лошадь ассоциирована с мыслью, то и конь Пегас - с поэтическим вдохновением. Баба-Яга дарит молодцу огнедышащего коня. Так напрямую показана ее связь с огнем. Дым, восходящий от пламени костра, достигает небес, а Яга на своих летающих предметах стремится подняться выше леса стоячего. А из-за леса восходит пылающий шар солнца.

Е.В. Терешина, Баба-Яга костяная нога // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.15431, 26.07.2009

С детства не могла понять пушкинскую фразу: «Там ступа с Бабою Ягой идет - бредет сама собой». Представить летящую ступу довольно просто. При желании можно признать, что она передвигалась скачками, то есть вприпрыжку, но вот бредущий ход этого транспортного средства предположить весьма трудно, по крайней мере, мне.

Напомню, что ступа славянами воспринималась как предмет, обладающий целительными свойствами и выполняющий существенную обрядовую роль, в том числе, в отправлении столь важных событий, как свадьба и похороны. О свадебных уже рассказывалось. Что касается похоронных, то поляки, в частности, верили, что после смерти человека ступу нельзя использовать в течение трех дней по основному хозяйственному предназначению, то есть толочь в ней зерно и проч., поскольку именно в ней обретается душа человека в этот временной период.

Использование ступы (как и песта) в другое время тоже сопровождалось целым рядом инструктивных указаний. В частности, не дозволялось ее оставлять с пестом внутри на ночь, чтобы не дать толочь нечистой силе; возбранялось оставлять открытой, поскольку эту сулило мрачную перспективу не закрыть рта перед смертью.

А почему же столь крепко связана ступа с образом Бабы Яги? Признаться, разделяю точку зрения, согласно которой изначально этот персонаж был для наших предков не косматым страшилищем с костяной ногой, с носом, который в потолок врос и прочими малоприятными приметами внешности, а существом божественного происхождения, Великой Матерью, связанной с судьбой, жизнью и смертью, перерождением души и ее проводником из мира живых в мир мертвых. Ей также приписывали статус хозяйки диких лесных животных, что также являлось функцией Богини-матери.

И ступа в данном случае - достаточно серьезный аргумент, поскольку ведь она была атрибутом богини Макоши. Кроме того, во многих сказках Баба Яга выступает пряхой или ткачихой - а эти профессии были характерны для богинь судьбы. К тому же она является владелицей ступы, олицетворявшей женское начало, и песта - символизировавшего мужское, - то есть идеи плодородия, а также помела, родственного венику , который мог быть как атрибутом нечисти, так и защитой от нее: «ездит в ступе, пестом погоняет, вперед метлой дорогу разметает»; «ездит в ступе, пестом упирается, помелом побивается, хлещет сама себя сзади, чтобы прытче бежать».

Кроме того, ступа была принадлежностью мельничного хозяйства, а мельница, как известно, в народных поверьях, с одной стороны, тоже ассоциировалась с чертовщиной, но с другой - являлась местом выработки муки как основы хлеба, отношение к которому было сакральным, то есть священным.

В древние времена духи стихий также связывались со ступой и пестом. В частности, грозовые облака уподоблялись ступе, а молнии - песту, ударявшему по ней. Кстати, на Руси и Бабу Ягу считали причастной к грозовым явлениям, - уж не была ли она предшественницей громовника Перуна в женской ипостаси?

Наконец, жуткие гастрономические предпочтения старушки, якобы похищавшей, жарившей в печке и поедавшей детей, тоже содержат в себе отголоски древнего обряда «перепекания» ребенка в лечебных целях , а это свидетельствует о принадлежности Бабы Яги к народной медицине. И бабой допрежь страшилок русичи именовали старшую в роду женщину, а также знахарку, лекарку, повитуху. Было даже слово «бабничать», означавшее «принимать роды, лечить, ворожить».

Вот вам и бабуся. Куда ж такой без ступы - сакрального предмета славянского хозяйства! Однако, после христианизации Руси, примерно с XII века покойников стали хоронить не в деревянных срубах на курьих - курных ножках, а в долбленых дубовых колодах, которые напоминали ступы, а потому получили такое же название.

Выражению «дуба дать» мы обязаны именно этому обычаю, который сохранился до той поры, пока Петр I не издал указ, объявивший наказание в виде смертной казни за рубку в дубовых рощах. После этого и стали сколачивать гробы из досок. Но за шесть веков существования колод-ступ за Бабой Ягой укоренилась слава, что передвигается она в гробовой колоде. И это не могло не способствовать трансформации образа лесной хозяйки в отрицательную сторону. Вот так.

Избушка Бабы Яги: откуда у нее курьи ножки и поворотное устройство?

Примечательные особенности жилища знаменитой герои народных сказок, обретавшейся в лесной глухомани, известны всем: во-первых, она стояла на курьих ножках, во-вторых, была способна поворачиваться минимум на 180 градусов. Были ли реальные прототипы этих характеристик в архитектурных сооружениях наших предков? Давайте разбираться.

Курьи ножки

Для любого современного человека курьи ножки означают куриные лапы. Так и изображается обиталище бабуси во всех детских книжках сказок. Но вы только представьте, какого размера и выносливости они должны были быть, даже учитывая, что проживала старушка не в хоромах и даже не в избе, а в избушке, то есть строении небольшом: ого-го, да и только!

Впрочем, в сказке возможно все. Тем не менее, существует версия, по которой в курьи эти подставки превратились путем трансформации понятия курных - то есть окуриваемых особыми обрядовыми составами. И так действительно поступали когда-то в погребальных ритуалах: сжигая умерших, помещали их прах в прочные постройки, которые устанавливались на высоких опорах, у основания которых воскуривали подобающие случаю травы и т.п.

Таким образом обеспечивался проход покойного в мир мертвых, так как попасть туда можно было только изнутри избушки (а ведь и Баба Яга была «пограничником», стражем и проводником в мир иной). Вот почему сказочный герой, оказавшись на полянке перед ее причудливым домиком, обнаруживал, что входа в него нет: это оттого, что он располагался с обратной стороны, со стороны леса, символизировавшего иномирье.

Справедливости ради стоит упомянуть, что не только могильные домики ставили на высоких опорах, но поскольку по практически общепризнанному мнению, наша бабуля сторожила границу между мирами, то вероятнее именно вариант, связанным погребальным ритуалом. К тому же, вспомнив пушкинское: «Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей, обратим внимание, что таковыми были именно могильные избушки.

Писатель А.Иванов, историк по образованию, выдвигает другую версию, ссылаясь на традиции уральских угро-финнов, у которых на тайной поляне в лесной чаще располагалась священная постройка сомъях, установленная на обрубленные пни, чтобы туда не залезли рысь, росомаха или медведь.

Внутри находилась деревянная кукла иттарма - вместилище души предка - в национальном наряде, квлючавшем, среди прочего шубу-ягу. Вокруг поляны воздвигали частокол с вывешенными на нем черепами жертвенных животных. По мнению автора концепции, образ Бабы Яги в русских сказках являет собой пример слияния культур.

Но вернемся к сказочному герою. Как известно, он умел договариваться с волшебной постройкой, поскольку она способна была вращаться, по крайней мере, на половину круга. А формула договоренности всегда была одной и той же: «Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом». Только ли чудом можно объяснить подобное?

Поворотный механизм

Оказывается, вращающиеся строения тоже были известны нашим предкам, и не просто известны, а сооружаемы не так уж и редко. Речь идет о… ветряных мельницах, многообразие конструкций которых можно разделить на два основных типа: столбовки (северный вариант) и шатровки (в средней полосе).

Не углубляясь в инженерные подробности, отметим главное. Столбовки под влиянием ветра вращались на врытом в землю столбе, кроме которого имелись и дополнительные опоры - те же столбы, клеть в форме пирамиды или рама. У шатровок нижняя часть оставалась неподвижной, а поворачивалась только верхняя. Как видим, первый тип более сходен с жилищем Бабы Яги.

Вот и получается, что прообразы чудесных свойств Бабы Яги существовали в реальной жизни. Может, и шапка-невидимка отыщется? Сапоги-скороходы? Сапоги-скороходы отыщутся? Или скатерть-самобранка? Шучу, конечно. Но остается еще один вопрос: нет ли противоречия в соединении конструктивных свойств погребального домика и мельницы?

Думаю, что нет. Во-первых, в сказке возможно все: там другая действительность, другое пространство и другое время. Во-вторых, мельники и мельничихи всегда связывались в народе с особыми качествами, замешанными на магии. Котик бабушкин тоже ведь ассоциируется с животным населением мельниц… В любом случае, уж больно интересное жилище у Бабы Яги.

Почему у Бабы Яги костяная нога?

Убеждалась не раз, что многие думают, будто костяная нога приписывается Бабе Яге исключительно для создания более устрашающего образа. Однако немало и таких людей, которые в курсе, что старушка сия - страж границы между мирами живых и мертвых, между Явью и Навью. Являясь символом связи как со смертью, так и с жизнью, она одновременно и жива, и мертва именно в силу пограничья.

Из этого легко сделать вывод о том, что бабуся, что называется, одной ногой здесь, другой - там. Поскольку у современного человека скелет ассоциируется со смертью, то костяная, то есть не облеченная плотью конечность является признаком мертвого. На самом деле все обстоит несколько сложнее, то есть такая позиция и верна, и ошибочна. В общем, сплошные дуализмы…

Обратимся к традициям разных народов. Во многих сибирских племенах, например, усопшего шамана или шаманку хоронили несколько раз: сначала укладывали на высоком помосте или привязывали головой вверх к стволу верхней части дерева, а через три года собирали кости и хоронили в кургане (реже - сжигали). Для шаманов до сих пор считается очень важным, чтобы погребение производилось без плоти, а в скелетную часть вносились изменения, например, добавление хрусталика в позвоночник или особой косточки.

Трупы рядовых членов племени после сгнивания на открытом воздухе переносили либо туда, где они жили раньше, либо в небольшую пристройку из коры рядом, через некоторое время хоронили в общей могиле. Любопытно, что аналогичный обычай существовал и у американских ирокезов.

Нганасаны хоронили детей и подростков завернутыми в шкуру или положенными в деревянный ящик, помещая на вершину столба высотой в человеческий рост. В некоторых районах Японии умершего человека в древние времена хоронили, а по прошествии определенного времени эксгумировали, чтобы перезахоронить кости. В далекой Австралии сооружали постройки наподобие могильных домиков русичей.

У ряда монгольских племен была выделена специальная природная площадка, куда укладывали покойников… на съедение хищникам, а потом собирали кости и устраивали погребальный ритуал. Зороастрийцы тоже помещали посмертное ложе таким образом, чтобы плоть умершего склевали птицы и похоронный обряд совершали исключительно с оставшимися после птичьей трапезы частями скелета.

На Русском Севере несколько лет назад археологи обнаружили курган, в котором костные останки человека были расположены внутри, так сказать, во чреве обгоревшей до углей деревянной женской фигуры очень больших размеров - длиной около 4 метров. Почему же?

Нам сегодня это может показаться дикостью, но не стоит торопиться с выводами. У подобных действий имелась своя философия и идеология. В древние времена люди иначе воспринимали понятия бренности существования и ее антипода - вечности. Плоть являлась временной оболочкой, а кость, в отличие от нее - связанной с понятиями воскрешения и перерождения души.

Таким образом, костяная нога Бабы Яги есть не что иное, как демонстрация причастности к вечному, а не только противоположности жизни и смерти, ведь предки наши глубоко верили в посмертное существование, иначе не оказались бы столь живучими предания о реках Стикс и Смородине.

И, кстати, не часто, но все же встречаются сказки, в которых нога у лесной бабуси - золотая. Надо сказать, что согласно древнейшим поверьям индоевропейцев, как раз в стопе заключалась живая душа человека, точнее, в особой маленькой косточке, расположенной там и спрятанной под плотью. Отсутствие плоти на ноге указывало на то, что обладатель подобной конечности - не человек, а дух.

Дела и жизнь неживших лиц
Воспоминанье небылиц

Русская народная сказка в стихах. В осьми главах

Глава первая
Похищение

Проснулась шумная тревога
С восходом радостного дня…
Стоят у царского чертога
Четыре огненных коня.
Из камня искры огневые
Копытом мещут жеребцы,
Храпят и бьются; стремянные
Их крепко держат под уздцы.
Красуясь пышным одеяньем,
Сребром и золотом горя,
С нетерпеливым ожиданьем
Толпой придворные царя,
Его сотрудники лихие
В пирах, охоте и войне,
Во всём равно передовые,
Стоят на правой стороне.
Налево легкий штат царицы:
Прекрасный пол во всей красе;
В одежде праздничной девицы
В сомкнутой длинной полосе
Красивой выстроились цепью
И, засветив улыбкой взгляд,
Как в бурю небо с водной степью,
С противным строем говорят…
Вот рать! брадою Чернобога
Поклясться смело может свет,
Что побежденных ею много,
А победителя ей - нет!

Выходит царь. Ему подводят
Его любимого коня,
За ним жена и сын выходят,
И дочь - ясней младого дня;
Мила как юная Зимцерла,
Она улыбкой всех дарит -
И ряд зубов, белее перла,
Глаза и души ворожит.
Она заносит ножку в стремя -
Не смея духа перевесть,
Мужчин завистливое племя
Глазами радо ножку съесть;
Коня погладит ручкой ловкой -
Всем ручка видится во сне;
Шутя кивнет кому головкой -
И взоры всех в той стороне;
Посмотрит на кого сурово -
Тот и печален и угрюм;
Моргнет ли бровью, скажет слово -
В тупик поставит самый ум.

И наши деды знали толк
Ценить поэзию правдиво:
Был у Плениры целый полк
Рабов влюбленных - и не диво!..
К нам по преданиям дошло,
Переходя от деда к внуку,
Что тот, презреньем ввержен в муку,
Весь век страдал; того сожгло
Одной улыбкой благосклонной;
Тот, говорун неугомонный,
От изумленья онемел,
Когда ей в очи поглядел…

Куда же едут царь с царицей
И с белолицей царь-девицей?
Куда мужчин и женщин рать
Собралась их сопровождать?..

Царь, утомясь победной славой,
Любил с зверьми вести войну,
И как охота в старину
Была и женскою забавой,
То и царица с ним порой
Делить в отъезжем поле травлю
Любила. Здесь я точку ставлю.
Пойдемте на поле со мной…

Разнообразными толпами
Станица воинов и жен,
С бичами, копьями, стрелами,
Пестреют в поле - шум и звон!
Кругом раскинуты тенета,
Зверей усердная гоньба
Всех утомила, как работа;
Но ловля, травля и стрельба
Идут успешно: уж сразили
Лисицу, волка и хорька,
Вдобавок в сети заманили
Недальновидного сурка
И пару зайцев затравили.
Доволен царь. Своей рукой
Он гладит мягкий пух лисицы;
Остановился, ждет царицы.
Она примчалася стрелой.
Тогда с коней своих усталых
Они для отдыха сошли;
Забыв охоту, к ним пришли
Толпы наездников удалых
И в кубках меду принесли.
Наполнен ковш шипучей влагой,
И благотворная струя,
Досыта жажду их поя,
Дарит их силой и отвагой.
Меж тем идет серьезный толк
Между придворными: кем волк
Повержен был? кто на лисицу
Поднял неробкую десницу?
Кем загнан маленький сурок
В ему расставленный силок?
Венец победы над лисицей
Приписан был царю с царицей,
И их же верная рука
Сразила волка и хорька.
Заслыша общее их мненье,
Пришла царица в восхищенье,
Царя державное чело
Улыбкой ясной расцвело;
Предложен тост за лов удачный,
И вот уж пенистый фиал
До края кубки наполнял,
И вот уж пьют…

Вдруг тучей мрачной
Небесный лик заволокло,
Как демон, с бешенством и свистом
Пронесся ветер в поле чистом,
Шатер походный унесло,
В руках ковшей как не бывало,
С придворных шапки посрывало…
Вдруг крик, и свист, и шум вдали,
И стук копыт о грудь земли
Они заслышали, - чему бы
Тут удивляться им? в лесах
Ведь недостатка нет в лисах:
То, знать царевна трубит в трубы
И с ратью гончих и девиц
Гоняет по лесу лисиц.
Но отчего-то на царицу
Вдруг страх напал, сам умный царь,
Хоть никогда не трусил встарь,
Тут от испуга рукавицу
Из рук дрожащих уронил…
Вдруг он коня поворотил,
Махнул рукой и вскачь пустился
Туда, где стук и крик носился,
За ним царица и весь двор
Помчались, едут: темный бор
Пред ними стройным великаном
Предстал преградою в пути
И, шевелимый ураганом,
Как бы шептал им: «Не ходи!»
Въезжают в лес: толпою тесной
Там девы робкие стоят,
На что-то пристально глядят;
Меж них царевны лик небесный
Увидел царь: какой-то страх
Заметен был в ее очах.
Он изумился. «Что-то худо!» -
Кричит супруге - и стрелой
Летит к царевне молодой,
Летит, летит - и видит чудо:
Вдали клубится дым густой,
В чепце из жаб, в змеиной шубе,
Не на коне - в огромной ступе,
Как сизо-белой пеленой
Обвита сетью дымовой,
Летит ужасная колдунья;
Был только день до полнолунья, -
А в это время, всякий знал,
Что ведьмам праздник наставал.
Пестом железным погоняла
Колдунья ступу, как коня,
Сквозь зубы что-то напевала,
Клыками острыми звеня.
На лбу по четверти морщина,
А рот разодран до ушей,
Огромны уши в пол-аршина,
До груди волос из ноздрей,
На месте глаз большие ямы,
Затылок сгорблен, ноги прямы,
На лбу огромные рога -
Всё в этот миг их убедило,
Что Баба старая Яга
Зачем-то бор их посетила.
И, в страхе все оторопев,
Быстрее ратники пустились
К толпе упавших духом дев.
Но поздно - как ни торопились,
Им изменили их кони,
Хоть понуждали их они…
С размаха ведьма налетела
На рать несильных, робких жен,
Их осмотрев со всех сторон,
Царевне в очи посмотрела,
Над ней как ворон пронеслась,
Рукою в грудь ее впилась,
Другой рукой за стан схватила,
С собой на ступу посадила
И прытче мысли унеслась…
Всех прежде юный брат царевны
Послал за хищницей стрелу,
Потом сам царь, печальный, гневный,
Послал другую. Мрак и мглу
Опять сменило море света.
Вдали виднелася она,
Туманом пасмурным одета,
И с ней несчастная княжна.
Погоня страшная летела
Вослед злодейке, уж чуть-чуть
Стрела Булата не задела
Ее предательскую грудь,
Но страшный (в) ступе пест железный
Колдунью спас над самой бездной.
Она сильней им застучит -
И диво - ступа побежит,
Как лань, заслыша лай собаки;
Она удары участит -
И ступа летом полетит
Через холмы и буераки…
День целый гналися за ней,
Всё отставали дале, дале
И наконец совсем отстали.
Царевны нет!.. Царевна с ней!
Тоскует царь. Сама себя
Царица в той беде винила:
«Охоту пламенно любя,
Не я ль и дочь к ней приучила,
Не я ль ей первая дала
Понять, что конь и что стрела?» -
Так плачет грустная царица.
«Где дочь, где солнце царь-девица?
Где царства лучшая звезда,
Любимый перл, куда, куда
Она так долго запропала?
Ее уж нет! Ее украла
Из ада присланная тварь!» -
Взывает так печальный царь.
И в непритворном сокрушеньи
Они рыдают день и ночь,
Надежды нет увидеть дочь,
Надежды нет ее спасенья!..
Мгновенно царского несчастья
Весть по столице пронеслась,
Слеза горячего участья
С глаз добрых подданных слилась,
Они все искренне любили
Царя и царскую семью,
Под их правленьем мирно жили,
Благословляя жизнь свою,
Довольны мудрым их правленьем,
И были тягостней своих
Несчастья царские для них.
Веселье общим сокрушеньем
Сменилось всюду; резвый смех
И кроткий мир покинул всех.
Но кто найболее крушился,
В чью грудь всех глубже и сильней
Удар нечаянный вонзился
И страшный след оставил в ней?
Всех больше горевал Булат,
Похищенной царевны брат.
Он в тот же вечер в путь собрался,
Царю торжественно поклялся
Домой не быть до той поры,
Пока похищенной сестры
Из рук колдуньи не исхитит
И за позор не отомстит;
Святую клятву небо видит,
И если кто ей изменит,
Пускай оно того казнит…
Ему два спутника судьбою
В далеких странствиях даны:
Охотно храбрые герои,
Светан и Серп, утомлены
Однообразьем жизни дворской,
Направить путь к стране заморской
С ним согласились, дочь царя
Найти усердием горя,
С богатырями потягаться,
На дев чужбины посмотреть,
Победой громкой увенчаться
Иль так же громко умереть…
Один решимостью и силой
Уж доказал, что был не трус,
Его и бороду и ус
Давно седина серебрила.
Другой - на утре лучших лет,
Но уж знакомый с ратным боем,
Не в шутку прозванный героем,
Красавец, царства пышный цвет.

Глава вторая
О происхождении Яги и о прочем

Готов день ясный закатиться;
Три храбрых витязя верхом
По полю скачут - пыль клубится,
И брызжут искры янтарем.
Природа дремлет. В темной дали
Чернеет лес. Они к нему,
Но тут, загадкою уму,
Им три распутия предстали.
Который путь туда ведет,
Где их царевну заточили,
Кто угадает, кто поймет?
Подумав так они решили:
«Нас трое, три дороги тут
В три страны разные ведут, -
Итак, обнимемся, простимся,
Дорогу каждый изберем,
И в страны разные помчимся,
Авось царевну и найдем!..»
Три храбрых витязя обнялись,
Поклялись дружбой и расстались…
Булат избрал середний путь.
Луны не видно, в небе тучи,
Кругом Булата лес дремучий;
Булату грустно, ноет грудь, -
Один!.. Но нашего героя
Наутро ждет забава боя,
И лучше нам печаль и ночь
Прогнать скорей со сцены прочь.
Вот утро. Люди, пробудитесь,
Пора вам действовать, пора!
Без остановки ехал витязь
Дремучим лесом до утра;
Лес миновал; пред ним равнина
Лежит, роскошна как картина,
Цветами пышно убрана,
Благоуханий амброй нежной,
Как райский сад, напоена.
Невольно к думе безмятежной
Сердца настраивает вид
Природы юной и цветущей, -
Булат заснул под пышной кущей.
Но вот он встал, коня бодрит
И снова скачет! Видит: в поле
Пасутся два коня на воле,
Из-под седла, как из трубы,
Выходят дымные столбы.
Он едет дале. Видит: дева
Накрепко за руки у древа
Стоит привязана; стеня,
Как бы о помощи взывает,
Кого-то, в горести кляня,
Своим злодеем называет.
Булат долину в изумленьи
Окинул из конца в конец
И ясно понял наконец
Причину странного явленья…
Со всею яростью врагов,
Миримых лишь за дверью гроба,
Дрались два витязя; их слов
Постигнуть смысл могла лишь злоба.
Но ясно было, что ценой
Победы плачущая дева…
Исполнен праведного гнева,
С участьем к жертве молодой,
Столь огорченной, неутешной,
Младой Булат летит поспешно
На место битвы роковой.
«Оставьте бой поносный свой,
Мечей бесславить не дерзайте,
Плод преступления вкусить
Себя мечтой не обольщайте!
Должны прощенья вы просить
У девы, вами оскорбленной,
Или мой меч непосрамленный
Ее злодеям будет мстить!» -
Воскликнул витязь, обнажая
Кровавый меч; между собой
Враги, сраженье забывая,
К Булату кинулись стрелой.
Один на двух Булат выходит
Там, где так долг ему велит,
И в чести силу он находит,
Перун сам за него разит.
Они сошлись. Удар удачный
Поверг на землю одного,
Он захлебнулся кровью мрачной.
Теперь один на одного…
Не трусы оба, ловки, статны,
Навострены мечи булатны,
Кому же пасть, кому же жить,
Кому кого похоронить?
Кто будет гением сей битвы,
В цветах победного венца,
И за чью душу слать молитвы
К престолу вечного творца?

Видали ль вы, когда две тучи
Стремятся в мутных небесах
Одна к другой? Уж только шаг
Их делит; грянул гром могучий,
Столкнулись плотно грудь о грудь:
Одна рассеялась, другая,
Свободно крылья расправляя,
Проходит гордо спорный путь…

Летят обломки их броней,
Дождем из стали сыплют искры,
Освирепелые как тигры
И каждый сам себя сильней,
С безумной храбростию оба
Дерутся; кровью обагрен
И отвратителен как злоба
Булатов враг; уж ранен он,
Но страшно меч его сверкает.
Под охраненьем крепких лат,
Еще не ранен наш Булат,
Но глубже броню пробивает
На нем удалый меч врага.
В бою минута дорога,
Заплатишь жизнью за ошибку.
В тот миг, как с радостной улыбкой
Булатов враг заносит меч,
Чтоб вмиг главу ему рассечь,
Булат в подставленную шею
Вонзает острый меч злодею.
Стремглав сраженный враг упал:
«Достоин быть мой победитель
Царевны молодой властитель!» -
Он прошептал - и жить престал…

Хоть, по правилу, Булата
Оставлять бы здесь не надо,
А вести об нем лишь речь,
Но должно на час пресечь
Нам об нем повествованье:
Побуждает нас желанье
Повидаться час-другой
С Бабой злобною Ягой…
Злей она любого черта,
Хоть какого хочешь сорта.
Это, как и почему,
Непонятно хоть уму,
Но поистине правдиво.
Только, видишь, вот в чем диво:
Черт варил двенадцать баб
(Он, вишь, был сердечком слаб,
Был влюблен он в них по уши,
Да надули, злые души!);
Кипятком вода кипела,
Вверх бросалась пена бела,
А колдуньям нипочем,
Черта дразнят языком,
Улыбаются, хохочут,
Чертов люд честной порочат,
Брызнут пеной в сатану
Да и спрячутся ко дну…
Сатана чертовски злился,
По-каковски ни бранился,
Чуть со злости караул
Не кричал. Вдруг как зевнул,
Да закашлял: серный пламень,
Медь, железо, глина, камень -
Всё на баб, им всем назло,
Повалилось, полило.
Вмиг старухи призатихли.
«Вот что вам за фигли-мигли!» -
Закричал тут сатана
И достал старух со дна.
Стал разглядывать их молча:
«Фи! Да сколько этто желчи,
Злости, разных славных штук,
Право, просто вон из рук!..
Что сравнится с ихней злостью,
Зло срослося с каждой костью,
Это просто первый сорт,
Ей-же-ей, как честный черт! -
Наконец сказал он тихо… -
Поступлю я с ними лихо;
Ну, теперь дрожи весь мир,
Будет нам тут вечный пир,
Будем чаще вас тревожить…
Знаю, как здесь зло умножить:
Чтоб была позлее тварь,
Все двенадцать этих харь
Я в одну соединяю
И такую сочиняю
Злую бабу, что она
Будет тот же сатана,
То есть я, своей особой!»
Тут он вываренной злобой
Начал тело наливать
Да над ним что-то шептать.
Вышла баба: оглянулась,
Миру злобно улыбнулась
И, лишь только на часок
Увидала чертов рог,
Прямо черта хвать по морде.
Закипела радость в черте;
«Будь мне старшая сестра,
Ты, как вижу я, добра… -
Сатана сказал и в щеку
Чмок красотку краснооку… -
Будь ты Бабою-Ягой,
С костяной ходи ногой,
Я тебя тотчас пристрою,
Не давай людям покою,
Да собьешь каких с пути,
Верны счеты им веди…
Как приблизишься ты к аду,
Дам за всех тебе награду!»
Тут исчез вдруг сатана…
Вот теперь, я чай, ясна
Вам причина, по которой
Ни с ленивцем, ни с обжорой,
Ни с разбойником она
Быть не может сравнена.
Всех Яга превосходила,
В ней вся дьявольская сила
Находилася в одной…
Дни летели чередой.
По чертовскому наказу,
Не теряя даром часу,
Зло она творила всем,
Иногда кое за чем
Приближалася и к аду,
Получала там награду
И опять заняться злом
В мир пускалася потом.
Раз случайно, ради шутки,
Забралась она на сутки
К Тихомиру в царство, - там
Счета нет ее делам
И позорным, и бесстыдным,
Человечеству обидным.
Там царевну невзначай,
Чтоб схватить хотя на чай
С сатаны, она украла,
У себя ее держала,
Не пускала никуда,
Запирала ворота
На замок, как уходила;
А царевна всё грустила,
Всё рыдала ночь и день
И была бледна как тень…
В одиночестве страдала,
Как уйти, она не знала:
Пятиглавый страшный Змей
Наблюдал всегда за ней…
Дом колдуньи был так страшен,
По углам двенадцать башен,
Ров кругом, и нет моста…
Вся околица пуста,
Тут нигде жилья не видно…
Но хоть вчуже жить обидно,
А уж всё, чем умирать,
Лучше малость подождать,
Не придет ли час спасенья,
Или, может, сожаленье
На Ягу вдруг нападет
И она ее снесет,
Возвратит в родное царство…
А колдуньино коварство
Всё росло. На целу ночь
Улетала она прочь,
Возвращалася с добычей.
И такой у ней обычай:
Угождай чем больше ей,
Тем она всё злей да злей!
Змей служил ей преусердно,
Люд губил немилосердно,
Приносил домой тела,
А колдунья их брала,
В разны твари превращала
Иль варила и съедала…

Глава третья
Царевна Любана и царевич Спиридон

Скоро сказка говорится,
Да не скоро то творится,
Что рассказывают в ней…
Победив богатырей,
Подошел Булат наш к древу,
Отвязал младую деву,
Потупил смущенный взор
И завел с ней разговор…
«Я девица не простая
(Так, Булата озирая,
Начала она): мой род,
Царством властвуя, живет
И богато и счастливо,
Всех окольных царств на диво.
Я дочь царская Любана,
Надо мною слишком рано
Разразилася беда.
Я, беспечна, молода,
Проживала беззаботно,
Но судьбе было угодно
Наказать меня: злодей -
Царь соседний Федосей -
Как-то раз меня увидел,
Вдруг влюбился - и похитил.
Был с отцом моим он враг,
Не надеялся никак,
Быв беднее всех в округе,
Получить меня в супруги,
Да и мне он не был люб,
Потому что очень глуп…
Он скакал без остановки,
Не давал коню сноровки,
Вдруг сегодня встречу нам
Здесь попался царь Варлам.
Он, как знала я, давненько
Был влюблен в меня маленько…
Лишь меня увидел он,
Страшно сделался взбешен,
Закричал, мечом захлопал,
Страшно конь под ним затопал,
Он с него тотчас сошел,
Речь с противником завел,
За меня с ним поругался.
Впрочем, тот не испугался,
Слез с усталого коня,
Привязал скорей меня,
И пошла у них потеха,
Но мне было не до смеха:
Беспокойна и грустна,
Дум мучительных полна,
Я стояла, чуть дышала,
Смерть на помощь призывала,
Чтоб спастися от беды,
Вдруг явился, витязь, ты…»
И она благодаренье
За нежданное спасенье
Тут Булату воздает…
А Булат не узнает
Сам себя от восхищенья
И какого-то смущенья,
Страстен взгляд его очей,
Странен смысл его речей…
Но томить я вас не стану:
Он влюбляется в Любану
Просто-запросто и ей
Объясняется скорей,
Без дальнейших прибауток,
Как внушил ему рассудок.
Тут Любана покраснела,
На Булата посмотрела
И влюбилася сама,
Просто молвить, без ума.
Решено было: согласье
На взаимное их счастье
У родителей просить…
Жарко друг друга любить
Поклялись они до гроба
И пустилися в путь оба,
Чтоб царевну отыскать
И спокойней пировать
После свадьбу. Конь Варлама,
Не сердитый, хоть упрямый,
Был младой царевной взят,
Посадил ее Булат;
Он сказал было невесте,
Что не худо б ехать вместе,
Да, стыдлива и скромна,
Заупрямилась она…

Третий день они уж скачут,
То надеются, то плачут
О царевне молодой,
Что украдена Ягой,
Ждут с часу на час с ней встречи,
И о ней лишь только речи
Меж собой они ведут,
Либо песенки поют
Про любовну страсть друг к другу
Да про скучную разлуку…
День под вечер уж склонялся, -
Конь Булата спотыкался, -
Нет ни лесу, ни жилья,
Всё песчанее земля.
Ждут, не выедут ли в поле,
Где б пустить коней по воле
И самим поотдохнуть:
Утомил их долгий путь,
Да известно, что и голод,
Как ни будь себе тут молод,
Всё не тетка, а скорей
Лютой мачехи лютей,
А они давно не ели:
На пути нет даже ели,
А не только что дерев,
Чуть стоящих от плодов,
Как бывало это прежде…
Едут далее, в надежде
Степь песчану миновать,
Луг цветущий увидать,
Но напрасно ожиданье…
Солнце тмит свое сиянье,
Вечер мрачный настает,
Конь чем далее вперед,
Тем песок всё глубже, глубже…
«Эх, прости, создатель! глуп же
Я, вернуться бы назад!» -
Размышляет так Булат.
А Любана без движенья,
Словно некое виденье,
На коне своем сидит,
Ничего не говорит.
В ней давно ослабла сила,
И уздечку опустила
От усталости рука…
Сильно их гнетет тоска,
Холод, голод и усталость:
Камень тут взяла бы жалость!
Но Булат не за себя
Плакал, всей душой любя
Черноокую Любану,
Он бы снес больнее рану,
Лишь была б только она
От беды сохранена…

Уж кони едва ступали,
Беспрестанно подымали
Вверх песчаные столбы…
Не уйти, знать, от судьбы!
Ночь кругом, на что решиться?
«Лучше нам остановиться,
До рассвета подождать,
Чтоб коней не потерять», -
Говорит Булат Любане,
Не заметивши в тумане,
Что Любана чуть жива -
Нет ответа на слова.
Испугался он ужасно
И к царевне стал несчастной
Громко, жалобно взывать…
Стало на небе светать,
Он остатками настоя
Лил в лицо ей, громко воя,
И, печальна и бледна,
Вдруг опомнилась она;
Стали думать о спасеньи,
Тут завидел в отдаленьи
Поле пышное Булат,
Поскакал, сердечно рад,
Он туда с больной Любаной.
Вдруг, о ужас! словно пьяный,
Пошатнулся в страхе он,
Словно громом поражен:
На него, в змеиной шубе,
На своей огромной ступе,
С дикой яростью врага,
Баба кинулась Яга…

Перед солнечным закатом,
Распростившися с Булатом,
Серп поехал на восток.
Месяц по небу потек,
Звезды в небе засверкали,
Он всё ехал дале, дале,
То надеждою живим,
То отчаяньем томим.
Про колдунью мыслил гневно,
Думал встретиться с царевной,
У врага ее отнять,
С нею в царство прискакать
И просить ее в награду.
Он к коню забыл пощаду,
Гнал без памяти его,
Сам не зная для чего.
Вот прошло уж трое суток,
Стал грустить он, кроме шуток,
Не встречая никого:
Скука мучала его.
Мучим тайною тревогой,
Ехал он путем-дорогой.
Вдруг однажды при реке
Видит город вдалеке -
На пространстве необъятном
Он, в величии нарядном,
Красовался, процветал,
Чем-то дивным поражал…
«Что за диво, что за чудо!
Побывать бы в нем не худо,
Чтоб немного отдохнуть,
А потом и снова в путь», -
Серп подумал и помчался…
Конь от жара задыхался,
Он его всё боле гнал
И в минуту доскакал.
Город пышен, как столица,
Всюду праздничные лица.
«Что тут, праздник, что ль, какой?» -
У красотки молодой
Невзначай спросил проказник
И узнал, что точно праздник:
У царя родился сын,
Так сегодня день крестин…
Серп не знал, за что приняться:
Погодить иль в путь пускаться?
И, решившись наконец,
Поскакал он во дворец.
Там с придворными съякшался,
Разговорами занялся,
Был прилично угощен
И к царю потом сведен.
Царь был рад ему душевно
И с царицей да царевной
Ну расспрашивать его:
Прибыл к ним он для чего?
Он сказал, что так, случайно,
И открыл потом, за тайну,
Что царевны молодой,
Что похищена Ягой,
Он с усердьем рабским ищет
И за ней по свету рыщет.
«Отдохни немного, братец,
Я вина хотя ушатец
Для тебя поставить рад,
Я сегодня тороват:
У меня, вот видишь, диво,
Жил доселе я счастливо,
И во сне, и наяву,
Но счастливей заживу:
Сын третьеводни родился,
А сегодня уж молился
На крестинах сам своих,
Вот, брат, делаем каких!
Это всё б еще не диво,
Да растет он очень живо,
Не по дням, а по часам,
Посмотри, братец, хоть сам -
Верно, скажешь: просто милка!»
Тут велел он, чтоб кормилка
Принесла к нему дитя.
Серп подумал, что шутя
Царь об нем разговорился,
И немало удивился,
Как увидел, что оно
Не шутя говорено:
Вдруг в покой дитя вбежало
И раскланиваться стало,
Завело об чем-то речь,
Стало прутом кошку сечь.
Серп не верил, чтоб малютке
Было только трои сутки,
Говорил, что лет уж пять
Он изволит проживать,
Но, побывши с ним с полсуток,
Стал уверен, кроме шуток,
Потому что вдруг при нем
Больше стал он полвершком…
Сила в нем была велика,
Бегал он, как заяц дикой,
Не по летам был умен,
Назывался Спиридон.

Глава четвертая
Превращения Любавы и любовная страсть Бабы-яги

А-та-та, да а-ту-ту!
Как во нашем во свету
Дива разные творятся:
В чугунах змеи варятся,
Леший ходит по лесам,
Не дает покоя нам,
Ведьмы ездят на ухвате,
Черти скачут на лопате,
От рассвета до зари
Бой ведут богатыри,
Петухи между собою
Тоже склонны очень к бою:
Между всем, что лишь живет,
Драка вечная идет!
Рыба ищет там, где глубже,
Человек - где жить получше,
И обычной чередой
Всё проходит под луной…
А-та-та, да а-ту-ту!
Сказку дальше поведу…

Как опомнился Булат,
Так он стал сердечно рад,
Что с Ягою повстречался.
«Наконец-то я добрался
До тебя, бесовска дочь,
Без сестры не выду прочь!
Я задам тебе трезвону,
Будет свет дрожать от стону,
Так тебя приколочу!» -
Он подумал и к мечу
Устремился, а колдунья
(Знать, она была болтунья)
Без умолку говорит,
В чем-то всё его корит
И его о чем-то просит…
Тут Булат свой меч заносит,
По башке колдунью бьет,
Меч колдунью не берет!..
Ха, ха, ха! да хи, хи, хи!
И пустилась во смехи!..
Насмеявшися досыта,
Закричала: «Хоть обида
Мне побои от тебя,
Но прощаю я, любя,
Всю вину тебе, как брату!
(Глазки сделала Булату
Тут она и страшно рот
Искривила, как урод!)
Ты меня не уничтожишь,
А себя лишь растревожишь:
Лучше нужде покорись
И на мне, Булат, женись!
Я хотя и некрасива,
Но зато я в мире - диво,
Не найдешь такой другой;
Очарована тобой,
Вся горю я, вся пылаю,
О тебе одном мечтаю,
О тебе и ночь и день
Я грущу, бродя как тень!
Помню, взвидела я в жизни
В первый раз тебя в отчизне,
Был ты в поле на коне
И пришел по нраву мне!
Ах! не будь моим тираном!
И к моим сердечным ранам
Сострадание имей!»
Тут она еще глупей
Посмотрела на Булата…
«Даром мне тебя не надо,
Что ты, старая Яга!
Жизнь мне, что ль, не дорога?
Убирайся к черту в гости,
Да прибей его со злости,
Да подай скорей сестру,
А не то - в пыль изотру!»
- «Нет же, нет тебе сестрицы!
Не хотел любить Ягицы,
Так не будет век любовь
Греть твою отныне кровь!
Ты меня ввергаешь в горе,
Отпуск дам я Миловзоре, -
Лишь останься ты со мной,
Мой тиран, владыка мой!
Что, не хочешь? Ну так ладно,
Для тебя будет накладно…
А! соперницу свою
Здесь вблизи я узнаю!
Нет, не дам тебе, тирану,
Целовать свою Любану!» -
И бросается стрелой
Ведьма к деве молодой…
А Любана в отдаленьи
Пребывала в размышленьи
И смотрела, как вдали
Небо близко от земли.
К ней колдунья подлетела,
Всю Любану обозрела,
Да и ну над ней шептать,
Черной палицей махать!
До нее лишь дотронулась,
Злобным взором улыбнулась,
Посмотрела ей в лицо -
И Любана в деревцо
Обратилася в минуту,
Да еще, к большому чуду,
Тотчас в землю тут вросла
И качаться начала…
Ветви пышно развевались,
Подымались, наклонялись -
Всё своим порядком шло:
Колдовство свое взяло!
В бой с Ягой Булат пустился,
Но он сколько ни храбрился,
Ведьме просто - ничего,
Лишь накладно для него…
Он же был притом уставши:
Не поевши, не поспавши,
Трое суток ездил он,
Поневоле не силен…
«Скучно жить мне одинокой,
Покорись судьбе жестокой,
Эй, послушай! покорись,
Поскорей на мне женись,
Я не вечно безобразна,
Я бываю и прекрасна:
Есть в году такие дни,
Наступают уж они.
Буду лучше я рядиться,
Да румяниться, белиться,
Так, поверь, заворожу
И к себе приворожу!» -
Так Яга ему твердила,
А он выл, что силы было,
Над несчастным деревцом,
Обратясь к нему лицом.
Ветви с лаской наклонялись
И как будто улыбались,
То как будто плач и стон
От него вдруг слышал он…

День уж к вечеру склонялся,
С деревцом он не прощался,
Всё над ним еще сидел,
На него он всё глядел.
Гибким станом любовался,
Превращенью дивовался
И был полон грустных дум.
Вдруг вверху он слышит шум,
Оглянулся: Змей крылатый,
Весь одет в стальные латы,
И со множеством голов
Возбуждая страшный рев,
Пролетал на ним. Булату
Он посланником из аду
Показался б, если б он
Не был храбрым урожден…
Меч Булат свой припасает
И о битве размышляет,
Вдруг с ужасным криком Змей
Замахал крылом сильней,
Распустил его пошире
И, хоть весь тонул он в жире,
Так широко рот раззел,
Что Булата разом съел,
Проглотил его как муху
И пустился что есть духу, -
К дому ведьмы прилетел
И на землю разом сел…
«Выходи, моя Ягица,
Круглолица, белолица!
Я исполнил твой приказ:
Уж Булат теперь у нас!..»
Разрядившись как девица,
Прибежала тут Ягица,
Руку с радостью свою
Целовать дала Змею.
А меж тем он из утробы,
Не без радости и злобы,
Вдруг Булата возвратил.
«Как он нежен! Как он мил!
Не изволит ли белиться?
(Закричала тут Ягица);
Впрочем, это не беда,
Лишь была бы красота!»
Да и чмок его тут в губы.
Чуть Булат с досады зубы
Тут колдунье не разбил!..
«Чтобы черт тебя любил
(Закричал он), я не стану,
Я люблю одну Любану!»
- «Ха, ха, ха, да хи, хи, хи! -
И пустилась во смехи! -
Полно, милый мой дружочек,
Мой прекрасный жизненочек,
Чем же я тебе худа?
Где же лучше красота?
Рот немножко широконек,
Нос изрядно великонек,
На макушке есть рога,
Словно кость одна нога,
Да немножко ухо длинно, -
Но зато ведь я невинна!
Вот что главное, дружок!» -
И опять Булата чмок!..
Чуть не выл Булат со злости.
«Ну, попал я в добры гости
(Говорил он про себя)…
Черт бы взял, Яга, тебя!..»
А Яга, палима страстью,
И ласкательством, и властью,
И приманками любви
На желания свои
Преклонить его стремится,
Но напрасно горячится -
Наш Булат всё «нет да нет!»
Произносит ей в ответ.
Так проходят дни и ночи,
Уж Булату нету мочи
У колдуньи старой жить,
Ласки дьявола сносить,
Быть в ужасном заточеньи, -
И действительно мученье
Жизнь так глупо проводить,
Лучше запросто - не жить!
Опечаленный и бледный,
О сестре он плачет бедной,
Знает верно, что она
Близ него заключена,
И не может с ней видаться,
Вместе горю предаваться,
Вместе ждать бедам конца.
«Хоть бы вестку до отца
Как послать, он, верно б, вскоре
Прекратил сыновне горе;
Чтоб детей освободить,
Рать прислал бы, может быть», -
Так мечтал Булат несчастный.
А меж тем в колдунье страстной
Жар любви не потухал,
А всё больше прибывал.
Наконец она однажды,
Вся полна любовной жажды,
Объявила, что Булат
Будет сам себе не рад,
Коль любовь ее отвергнет,
Что в тюрьму его повергнет,
Будет всячески язвить,
Не давать ни есть, ни пить,
Что она его измучит,
Да любить себя научит!
Не послушался Булат.
В сильной злобе, из палат,
Отвести его в темницу
Повелела тут Ягица.
И Булат был отведен,
В смрадный погреб посажен,
Заперт накрепко замками.
Плача горькими слезами,
Что затеять, он не знал, -
День за днем так протекал…
А Яга сильнее злилась,
Всё румянилась, белилась,
Завивала волоса,
Но ничуть ее краса
От того не возвышалась,
И по-прежнему осталась
Баба злобная Яга
Безобразна, как карга…

Глава пятая
Спиридоновы богатырские подвиги и о прочем

Крепок, силен Спиридон,
В три недели вырос он,
В три недели укрепился,
К бранной жизни приучился;
Рос он в час до полвершка,
К удивленью старика,
Своего отца родного,
И всего люду честного…
В царстве шла о нем молва,
Что такая голова
У него, каких доселе
Царства вовсе не имели:
В царстве всех богатырей
Побеждал он как детей;
Силен, словно царь Самсон,
Королевич Спиридон,
Нет ни в чем ему преграды,
Никому не даст пощады, -
Что подковку разогнуть,
Что булавочку согнуть -
Для него одно и то же;
Был он в царстве всех пригоже,
Красных девушек любил,
Не ковшом - ведром он пил,
Доказать чтоб всем отвагу,
И вино и разну брагу…
Все дивилися ему,
Не спускал он никому,
Первый был в бою кулачном,
И в курении табачном,
И в подобных шалостях,
Озорник такой, что страх:
В царстве всех приколотивши,
Осрамивши, победивши,
Кто был славен удальством,
Стал для всех он словно гром,
Стали все его бояться
И как можно удаляться…
Вдруг стал скучен Спиридон:
Не любил без дела он
Проводить ни получасу -
За проказою проказу
И за жарким боем бой
Уважал он всей душой…
Он пришел к отцу однажды:
«Скоро ль мне свободу дашь ты,
Гой еси! родитель мой!
Я терзаюся тоской,
Здесь уж жить мне несподручно,
Жить без дела как-то скучно,
Нет простора ни уму,
Ни удальству моему.
Дай коня мне, дай мне волю -
Рыскать стану я по полю,
Дай мне щит да вострый меч -
Буду головы им сечь!
Богатырской стану силой
Хвастунов дружить с могилой,
Может быть, порой сыщу
Я себе и по плечу -
Тут-то я себя потешу:
Разом глотку перережу
Непреклонному врагу,
Замолчит он, ни гугу!
В разных царствах побываю,
Всех диковин повидаю,
Присмотрю себе жену
Да домой и улизну
За твоим благословеньем…» -
Он сказал отцу с почтеньем.
Приласкал его отец,
Прослезился, наконец
Молвил, слезы отирая:
«Ладно, братец, отпускаю,
Только больно не кути,
Поумней себя веди:
Не дерися с кем попало,
Право, проку будет мало,
Не уйти нам от беды,
Раскутишься если ты,
Если всякому злодею
Подставлять ты будешь шею,
Если, ради удальства,
Будешь дерзок на слова.
Неровен ведь челядинец -
Даст такой тебе гостинец,
Что костей не соберешь,
Без ноги домой придешь…»
Тут ему благословенье
Он дает на отправленье,
И отважный Спиридон,
Тем донельзя восхищен,
Дует с радости в ладоши,
Раздает прохожим гроши,
Песнь веселую поет
И вино ковшами пьет..
«То-то чадо уродилось,
Вечно б дралось, веселилось -
Он на все проказы лих;
Кабы больше нам таких,
Так бы, верно, наше царство
Превратилося в мытарство.
Впрочем, что же? Ничего!
Дурь пройдет ведь у него,
Будет во сто раз умнее!» -
Думал царь и веселее
Становился, а сынок
Пил настойку, как квасок,
Ел себе за кочнем кочень
И был весел очень, очень,
Без особенных баляс
То и знай - пускался в пляс.
Бой затеял напоследок:
Выбил окна у соседок,
Вызывал богатырей,
Побивал их как детей
И, чтоб помнили подольше,
Им рубцов наделал больше
На спине и на руках,
На боках и на ногах.
До утра попировавши
И часок-другой поспавши,
Начал он сбираться в путь.
Пал отец к нему на грудь
И опять давал наказы,
Не пускался чтоб в проказы,
Чтоб без толку не дрался
Или как не опился!
А не то задать и перцу
Посулил ему как шмерцу.
Спиридон сел на коня,
Как огонь на нем броня,
Меч в руках огромный блещет,
Он от радости трепещет,
Нетерпением горя,
Лобызает он царя,
Огорченную царицу
И красотку царь-девицу,
Бьет коня потом ногой
И уносится стрелой…

Едет день, и два уж едет,
О победах славных бредит,
С нетерпеньем встречи ждет,
Кто помимо не пройдет -
Рукавицу в рожу бросит
И сражаться с ним попросит.
«Верно, трусишь, нетопырь!» -
Грозно молвит богатырь
И опять всё дальше едет
Да о разных сечах бредит.
Раз он видит: на коне,
В латах кованых, в броне,
Едет витязь… То-то радость!
Спиридону шепчет младость:
«Наскочи скорей - и в бой,
Драться где ему с тобой!»
Спиридон летит стрелою,
Приготавливаясь к бою;
Витязь смотрит, удивлен.
«Что ж ты смотришь? (Спиридон
Закричал ему спесиво.)
Или я какое диво?
Становись-ка, становись,
Защищаться не ленись,
Будет тут тебе работы!» -
- «Право, драться нет охоты
(Молвил витязь) - жар такой,
Что дерися хоть нагой,
Так устанешь до упаду;
Дай-ка руку мне, как брату».
Спиридон свое поет:
«Видно, страх тебя берет,
Закоптить боишься рожу.
Коли так, тебя я брошу,
Верно, ты большой, брат, трус!»
(Говорит он.) - «Я дерусь!» -
Отвечает витязь грозно,
И начался бой сурьезный…
Долго дрались; Спиридон
Вдвое больше был силен,
Но еще не свыкся с битвой,
Он мечом махал как бритвой,
Но неверен был удар.
А другой уже был стар,
Помогал ему тот опыт,
Что в сраженьях частых добыт,
С ним никак он не плошал,
Все удары отражал.
Наконец, уставши драться,
Ну герои обниматься.
«Оба храбры мы равно,
Удальство у нас одно,
Будем лучше мы друзьями,
Вместе тешиться боями
Станем, странствуя везде
(Спиридон сказал). А где
Ты живешь? За чем пустился
В путь, давно ли веселился,
И когда опять домой
Ты отправишься, герой?» -
- «Я давным-давно из царства:
В силу некого коварства
Злобной Бабою-Ягой
Перл украден дорогой,
За грехи наши велики,
Дочка нашего владыки,
Послан я ее сыскать
И злодейку наказать».
– «В самом деле? Это чудно!
Нам сыскать ее нетрудно:
Ездить буду я с тобой;
Только встречуся с Ягой,
Так ее я изувечу,
Истираню, искалечу,
Что забудет воровать,
Будет ноги нам лизать!»
И Светан со Спиридоном
Разменялися поклоном,
Словно братья обнялись,
В вечной дружбе поклялись,
С час еще потолковали,
Меж себя погоревали,
О царевне молодой
И решилися с Ягой
Поскорее как сойтиться,
Покровавее сразиться,
Разом дело всё решить
И царевну возвратить.
С тем и в путь они пустились,
Только той надеждой льстились,
Что Ягу как раз найдут
И во гроб ее сведут.

Глава шестая
СВИДАНИЕ ЦАРЕВИЧА БУЛАТА С СЕСТРОЙ И О ПРОЧЕМ

Время льется словно речка,
В жизни человек как свечка:
Проблеснет и догорит,
Только смрад распространит.
В мире счастие непрочно,
Только зло одно живет
И толстеет, и цветет;
Слабый сильного терзает,
Глупый умному мешает,
Всё идет наоборот,
Черт мутит честной народ.
Да к большой беде народа,
Кроме всякого урода,
Чтобы пакости творить
И вконец всех разорить,
Хоть и так уж люди слабы,
Завелися Яги-Бабы
И от ведьм отбоя нет,
Право, жаль взглянуть на свет!..
Проклинал, в темнице сидя,
Света божьего не видя,
Ведьму бедный наш Булат
На особенный свой лад…
Посылал он ей проклятья -
Их не стану повторять я,
Потому что насмешу,
Если все их расскажу.
Находясь в большом свирепстве,
Помышлять он стал о бегстве,
Стены стал с досады рыть
Да окошки колотить;
Проку было в том хоть мало,
Да надежда обольщала,
А с надеждою подчас
Вместо водки пьешь и квас.
Вот однажды приуставши,
Долго стену прорывавши,
Руки он сложил на грудь,
Лег немного отдохнуть.
Лишь заснул, пред ним виденья
Появились во мгновенье:
Наклонившися к нему,
Шепчут что-то все ему
На языке непонятном,
Но о чем-то о приятном;
Вдруг исчезли, лишь одно
С ним осталося. Оно
Долго пристально смотрело,
То краснело, то бледнело
И сказало наконец:
«Ты терпенья образец,
И за то тебе в награду
Дам я помощь и пощаду.
Терпеливо всё сноси,
Понапрасну не проси
У Яги себе прощенья -
Близок, близок день спасенья:
Всё случилося к добру,
Скоро ты найдешь сестру,
Добрый нрав твой мне угоден,
Скоро будешь ты свободен.
Не спеши лишь, подожди,
Да не сбейся как с пути!
А чтоб горю услажденье
Было, думай про спасенье.
Случай дам тебе такой:
Ты увидишься с сестрой, -
На, вот ключ: в твоей темнице
Есть проход к твоей сестрице -
Тут в стене направо дверь,
Отвори ее теперь,
Повидайся с ней немного,
Да смотри, наказан строго
Будешь, если чересчур
Засидишься, балагур».
Тут исчезло вдруг виденье…
«Что за чудо-сновиденье?
(Говорил Булат себе.)
Не угодно ли судьбе
Надо мною посмеяться?» -
Так дивился, а потом
Шарить стал в стене ключом,
Через темень полуночну
Отыскал он щель замочну:
Ключ однажды повернул -
Чрез порог вдруг свет блеснул,
Дверь сама собой открылась,
И сестра пред ним явилась.
От восторга сам не свой,
Он целуется с сестрой,
И пошла у них беседа,
Длилась долго, до рассвета, -
Про несчастие свое,
Про житье свое бытье
Миловзора рассказала
И от счастья трепетала,
Что, ее любимый брат,
С ней увиделся Булат.
«И уйти бы нам отсюда
(Говорит Булат) не худо,
Возвратиться бы к отцу,
Уж пора бедам к концу,
Много, много мы терпели,
Так придется неужели
Долго нам еще терпеть
И отрады не иметь?
Но уж мне пора в каюту!»
– «Погоди хотя минуту,
Посиди хоть до зари
Да со мной поговори.
Дома нет, кажися, ведьмы,
Можем дольше посидеть мы», -
Говорит ему она…
Вдруг, как будто сатана,
Ворвалася ведьма в двери:
«Эге-ге! какие звери!
Вот бы лихо провели,
К двери ключ себе нашли!
Мастера, как видно, шарить!
И изволят тарабарить!
Ладно – я вас накажу.
Власть свою я докажу
Над судьбиной вашей жалкой!»
Тут своей волшебной палкой
К ним она коснулась: вмиг
На их месте, вместо их,
Две статуйки показались,
Да недвижны и остались,
В землю накрепко вросли,
Не отдернешь от земли!
«Стойте тут себе, дубины!»
Тут разглаживать морщины
Ведьма стала на челе,
А потом на помеле,
Проюркнувши через кровлю,
Вновь отправилась на ловлю…

Туча по небу бежит,
Месяц на небе горит,
В роще свищет соловей,
Говорит с травой ручей,
Облетая вкруг кладбище,
Жадный ворон ищет пищи,
По долине на коне
Скачет путник при луне…
Кто ты, путник одинокой,
Едешь близко иль далеко?
Из палат ты, иль твой дом
Не сияет серебром?
Для чего ты среди ночи
Гонишь лошадь что есть мочи -
Иль, уставши от пути,
Хочешь кров скорей найти?
«Еду я из стран далеких,
Из палат царя высоких,
И гоню и день и ночь
Чтоб найти цареву дочь,
Изломать колдунье кости -
Я за тем к ней еду в гости,
Я царев посланный Серп:
На щите горит мой герб,
Меч в руке моей широкий…»

Едет Серп путем-дорогой,
В даль туманную глядит,
Всё по-прежнему грустит:
Он бы с радостью подрался,
Да никто не попадался,
Скука бедного взяла
И на душу налегла.
«Хоть бы леший мне попался,
Так и с ним бы я подрался!» -
Про себя он говорил
И коня со злости бил…
Средь своих печальных дум
Вдруг в дали он слышит шум,
Шум становится сильнее,
Серп бодрее и бодрее.
«То-то, – думает, – сражусь,
За всю скуку поплачусь!
Кто бы ни был тут, хоть дьявол,
Хоть по воздуху б он плавал,
Хоть скакал бы на коне,
Хоть бы был он весь в огне,
Ни за что не дам я тягу,
Лучше мертвым тут же лягу!»
Шум еще сильней, сильней,
Вдруг он видит: страшный Змей
На него стремится прямо,
Рот огромный, словно яма,
У него уж растворен.
Серп испуган, изумлен,
Но меча не забывает,
О сраженье помышляет.
Змей летит, летит, летит -
Налетел – и делу квит!
Проглотил Серпа как муху
И помчался что есть духу.

Глава седьмая.
О ТОМ, ЧТО ГОВОРИЛО ДЕРЕВЦО СПИРИДОНУ И КАК ОН НАШЕЛ ЯГУ

И дорогой, и бурьяном
Спиридон скакал с Светаном,
Всё хотел попасть на след,
А следа всё нет да нет.
Где к Яге-Бабе дорога?
Ведь дорог на свете много -
Словно праздничный базар,
Испещрен земной весь шар!..
Но надежды не теряя,
О царевне размышляя,
Дале ехал Спиридон.
С каждым днем был крепче он,
С каждым днем он был сильнее,
Ловче, краше и смелее, -
Рад душевно был Светан,
Что ему судьбою дан
Спутник столь во всем отличный…
Чередой всё шло обычной;
Раз, прервав немного путь,
Спиридон лег отдохнуть,
И Светан улегся тоже.
На другое утро – что же?
Нет Светана, нет как нет,
Уж пропал его и след.
Конь по-прежнему пасется,
На осине щит трясется,
Воткнут в землю меч стоит,
Всё по-прежнему лежит,
А Светана нет да-й-только!
Стал, не струсивши нисколько,
Спиридон его искать
Да с надеждой поджидать,
Но Светан не возвратился.
Спиридон тут подивился,
Не стерпел, чтоб не вздохнуть,
И один пустился в путь.
Едет, голову повеся
И почти не куролеся,
Думу думает тайком,
Озираяся кругом.
Минул лес. Пред ним долина,
Разноцветна, как картина,
В ряд на ней деревьев цепь,
А за ней песчана степь.
«Ехать дале, иль вернуться,
Или в сторону шатнуться?» -
Думал молча Спиридон.
Наконец решился он:
Через степь, во что б ни стало,
Переехать как попало, -
И поставил на своем,
Хоть устал с своим конем.
Вот в долину он въезжает,
Поскорей с коня слезает,
Озирается вокруг.
«Словно с кем-то я сам-друг,
Чeй-то голос грустный слышу,
Кто ж бы это был? – не вижу!» -
Размышляет Спиридон.
Тут опять долину он
Обозрел и посредине
Деревцо на той долине
Одинокое узрел.
Отдохнуть под ним он сел…
Вдруг он слышит некий шепот
И какой-то грустный ропот
Прямо над ухом своим, -
Стал он слушать, недвижим:
«Витязь, будь великодушен,
Добродетели послушен,
Сохрани меня от бед!
Здесь немил мне дневный свет!
Я не дерево – девица,
Баба старая Ягица
Изувечила меня,
А была свободна я:
И спокойством наслаждалась,
И любовью обольщалась,
Женихом мне был Булат.
Будешь мне и друг и брат,
Если ты меня избавишь,
Полюбить себя заставишь, -
Победи скорей Ягу!
Жить я дольше не могу
В этой тягостной неволе,
Сил моих не хватит боле.
Как Ягу ты победишь,
Не сплошай тут как, смотри ж:
У нее есть жезл волшебный,
С виду он не велелепный,
Но в нем сила такова,
Что вновь буду я жива,
Если им ко мне коснешься.
С Змеем ты сперва столкнешься,
С ним дерися из всех сил,
Он становится уж хил,
И хоть много люду губит,
Да и сам Яги не любит».
Тут умолкло деревцо.
Спиридоново лицо
Полным счастьем просияло:
Уж охота забирала
Поскорей сойтись с Змеем
И с Ягицею потом.
Вдруг летит и самый Змей,
Ветра бурного быстрей;
Спиридон свой меч хватает,
Против Змея обращает,
Змей помимо пролетел,
Боком лишь его задел,
Змей свирепо оглянулся
И тотчас назад вернулся.
Тут начался жаркий бой:
Спиридон одной рукой
Все удары отражает,
А другою защищает
От ударов он себя.
Змей, свирепственно хрипя,
То и знай его колотит.
Долго битва происходит,
Оба ранены давно,
Кровь смешалася в одно,
Но конец еще не близок,
Спиридон пред Змеем низок:
Змей ударит и назад
Отлетает, супостат!
Наконец случайно Змею
Спиридон вцепился в шею,
Крепко держится, а Змей
Всё сильнее и сильней
Отбивается – но тщетно!
Спиридону лавр победный
Улыбаться начинал;
Змей последний дух собрал,
Приподнялся и в минуту
Полетел, к большому чуду!
Спиридон на нем сидит,
По башке его тузит,
Не дает ему покоя,
Он летит всё, громко воя,
Наконец он долетел
И к Яге на крышу сел;
Ну вопить тут гласом зычным,
От всегдашнего отличным,
Так вот горло и дерет,
Спиридон его всё бьет…
А Яга на голос Змея
Собралася поскорее,
Помогать ему летит.
«Плохо дело! – говорит
Спиридон себе, – ведь с ними
Мне не справиться с двоими,
Ведь, пожалуй, цап-царап!
Я и так уже ослаб,
Надо этого спровадить,
Да потом и с ведьмой ладить!»
Тут принялся Змея он
Колотить со всех сторон:
То мечом его поколет,
То зубами рвать изволит,
А меж тем он всё глядит,
Скоро ль рот Змей растворит.
Дождался – и меч с размаху,
Без печали и без страху,
В горло Змею засадил,
Там его поворотил.
Змей грызет железо зубом,
Но, в своем свирепстве глупом,
Не находит ничего
Для спасенья своего.
Что за дело Спиридону
До его смешного стону -
Он не меньше озлился,
Резать Змея принялся -
Перерезал ему глотку,
Допил бывшу в фляжке водку
И слезать он с крыши стал,
Тут Ягу он увидал,
Со всех сил к нему летящу,
Под собой земли не зрящу,
«Ну (подумал он), еще
Будет дело горячо,
Будет много мне работы,
Благо много и охоты!»
Навострив свои рога,
Мчится старая Яга:
Поравнялась прежде с крышей,
Поднялася после выше
И пришла в великий страх:
Мертвый Змей в ее глазах.
«Ах ты, Змей мой Змеуланыч,
Дорогой Иван Иваныч!
Кто тебя так исказил,
Буйны головы разбил?
Друг души моей безмерный,
Мой слуга нелицемерный,
Мой кормилец, брат ты мой,
Кто глумился над тобой?» -
Так колдунья сожалела
И на крышу сесть хотела;
Спиридон ее схватил,
В бок свирепо поразил.
Оглянулася Ягица,
Принялась кричать и злиться,
Длинну палицу взяла,
Бить героя начала:
Раз ударила – герою
Стало вовсе не до бою,
Не упал чуть со всех ног;
Но себя он перемог,
С новой силой стал сражаться
И, что долго прохлаждаться,
Просто-запросто сказать -
Стал Ягу он побеждать.
Тут Яга свирепо взвыла,
Пощадить ее просила.
«Нет, пощады я не дам,
Отошлю тебя к чертям!»
Пуще тут Яга озлилась,
Завертелась, закружилась
И вскричала во гневу:
«Пусть я больше не живу,
Пусть ты жизнь мою погубишь,
Тем царевны не искупишь!» -
Головой тут потрясла
И со злости умерла.
Спиридон тут спохватился:
На себя он сам сердился,
Что не выведал о том
Перед ведьминым концом,
Где она царевну скрыла.
Вспомнил он, что говорило
Деревцо в долине той,
Где вступил он с Змеем в бой;
У Яги тот жезл сыскавши
И его с собою взявши,
Он отправился потом
Обыскать колдуньин дом.

Жили себе дед да баба; дед овдовел и женился на другой жене, а от первой жены осталась у него девочка. Злая мачеха ее не полюбила, била ее и думала, как бы вовсе извести.

Раз отец уехал куда-то, мачеха и говорит девочке:

Поди к своей тетке, моей сестре, попроси у нее иголочку и ниточку - тебе рубашку сшить.

А тетка эта была баба-яга костяная нога.

Вот девочка не была глупа, да зашла прежде к своей родной тетке.

Здравствуй, тетушка!

Здравствуй, родимая! Зачем пришла?

Матушка послала к своей сестре попросить иголочку и ниточку - мне рубашку сшить. Та ее и научает:

Там тебя, племянушка, будет березка в глаза стегать - ты ее ленточкой перевяжи; там тебе ворота будут скрипеть и хлопать - ты подлей им под пяточки маслица; там тебя собаки будут рвать - ты им хлебца брось; там тебе кот будет глаза драть - ты ему ветчины дай. Пошла девочка; вот идет, идет и пришла. Стоит хатка, а в ней сидит баба-яга костяная нога и ткет.

Здравствуй, тетушка!

Здравствуй, родимая!

Меня матушка послала попросить у тебя иголочку и ниточку - мне рубашку сшить.

Хорошо: садись покуда ткать.

Вот девочка села за кросна, а баба-яга вышла и говорит своей работнице:

Ступай, истопи баню да вымой племянницу, да смотри, хорошенько; я хочу ею позавтракать.

Девочка сидит ни жива ни мертва, вся перепуганная, и просит она работницу:

Родимая моя! Ты не столько дрова поджигай, сколько водой заливай, решетом воду носи, - и дала ей платочек.

Баба-яга дожидается; подошла она к окну и спрашивает:

Тку, тетушка, тку, милая!

Баба-яга и отошла, а девочка дала коту ветчинки и спрашивает:

Нельзя ли как-нибудь уйти отсюдова?

Вот тебе гребешок и полотенце, - говорит кот, - возьми их и убежи; за тобою будет гнаться баба-яга, ты приклони ухо к земле и, как заслышишь, что она близко, брось сперва полотенце - сделается широкая-широкая река; если ж баба-яга перейдет через реку и станет догонять тебя, ты опять приклони ухо к земле и, как услышишь, что она близко, брось гребешок - сделается дремучий-дремучий лес, сквозь него она уже не проберется!

Девочка взяла полотенце и гребешок и побежала; собаки хотели ее рвать - она бросила им хлебца, и они ее пропустили; ворота хотели захлопнуться - она подлила им под пяточки маслица, и они ее пропустили;

Березка хотела ей глаза выстегать - она ее ленточкой перевязала, и та ее пропустила. А кот сел за кросна и ткет; не столько наткал, сколько напутал. Баба-яга подошла к окну и спрашивает:

Ткешь ли, племянушка, ткешь ли, милая?

Тку, тетка, тку, милая! - отвечает грубо кот. Баба-яга бросилась в хатку, увидела, что девочка ушла, и давай бить кота и ругать, зачем не выцарапал девочке глаза.

Я тебе сколько служу, - говорит кот, - ты мне косточки не дала, а она мне ветчинки дала.

Баба-яга накинулась на собак, на ворота, на березку и на работницу, давай всех ругать и колотить. Собаки говорят ей:

Мы тебе сколько служим, ты нам горелой корочки не бросила, а она нам хлебца дала. Ворота говорят:

Мы тебе сколько служим, ты нам водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица подлила. Березка говорит:

Я тебе сколько служу, ты меня ниточкой не перевязала, а она меня ленточкой перевязала. Работница говорит:

Я тебе сколько служу, ты мне тряпочки не подарила, а она мне платочек подарила.

Баба-яга костяная нога поскорей села на ступу, толкачом погоняет, помелом след заметает и пустилась в погоню за девочкой. Вот девочка приклонила ухо к земле и слышит, что баба-яга гонится, и уж близко, взяла да и бросила полотенце; сделалась река, такая широкая-широкая! Баба-яга приехала к реке и от злости зубами заскрипела; воротилась домой, взяла своих быков и пригнала к реке; быки выпили всю реку. дочиста.

Баба-яга пустилась опять в погоню. Девочка приклонила ухо к земле и слышит, что баба-яга близко, бросила гребешок; сделался лес, такой дремучий да страшный! Баба-яга стала его грызть, но сколько ни старалась - не могла прогрызть и воротилась назад.

А дед уже приехал домой и спрашивает:

Где же моя дочка?

Она пошла к тетушке, - говорит мачеха. Немного погодя и девочка прибежала домой.

Где ты была? - спрашивает отец.

Ах, батюшка! - говорит она. - Так и так - меня матушка посылала к тетке попросить иголочку с ниточкой - мне рубашку сшить, а тетка, баба-яга, меня съесть хотела.

Как же ты ушла, дочка?

Так и так, - рассказывает девочка.

Дед, как узнал все это, рассердился на жену и расстрелял ее; а сам с дочкою стал жить да поживать да добра наживать, и я там был, мед-пиво пил; по усам текло, в рот не попало.

«Баба Яга костяная нога».

У края огромного леса жил в маленькой избушке Ярослав-ведун. Звали его так люди, потому что знал он о травах и кореньях столько, сколько ни один из знаменитых учёных лекарей Лесной страны царя Мирона. Не раз люди обращались за помощью к Ярославу – то царь занедужит, то хворь какая на народ нападёт, и всё им Ярослав помогал, не требуя за труды свои награды. Добрым он был стариком. Немало повидал на своём веку, да вот беда – не было у него ни жены, ни детей, не кому было передать знания свои.

Так и жил он, ожидая скорой кончины в уединении, как однажды ночью застучал кто-то сильно– сильно в крепкую дубовую дверь его домика. На улице гремел гром, сверкала молния, лил сильный дождь.

–Спаси меня, Ярослав! Умоляю! – послышался слабый голосок.

Ярослав отворил дверь, и увидел на пороге раненную лань.

–Спаси меня, Ярослав! Злая Баба Яга погубит меня! – простонала лань и упала без сил.

–Бедная лань! – сокрушённо покачал головой Ярослав.

Внёс он её в дом, накрепко закрыл дверь, и стал смазывать рану целебной мазью.

Но прошло несколько мгновений, как вновь раздался сильный стук.

–Отвори, Ярослав! Не узнаёшь меня? Это я – Баба Яга! – загремел хриплый голос.

Ярослав отложил мазь.

–А, это ты, гадкая колдунья! Чего тебе надобно в такую пору?

–Отдай лань! Она моя добыча! – Баба Яга заглянула в окошко. – Отдай, Ярослав, а не то пожалеешь!

–Не тебе пугать меня, – спокойно отвечал Ярослав.

–Ну, смотри же! – погрозила ему пальцем страшная старуха и пропала тут же.

–Спасибо тебе, Ярослав, что не отдал меня Бабе Яге, – заговорила лань. – Я ведь не просто лань, а фея леса. Ты вылечил мою рану, проси теперь, чего пожелаешь! Хоть серебра, хоть золота – всем могу одарить!

Поклонился ей Ярослав, и отвечает:

–Ни золота мне не надо, ни серебра. А вот нет у меня ни жены, ни детей. Скоро срок моей жизни выйдет, а похоронить меня будет некому. Пошли мне дочку– красавицу, утешь старость мою.

Задумалась лань.

–Что ж, Ярослав, выполнить твою просьбу – выполню, но смотри – береги дочь пуще глаз своих. Три дня и три ночи не выпускай её из дому, а иначе Баба-Яга своё слово злое сдержит.

На том и порешили они, а поутру ушла лань обратно в лес, Ярослав же увидел в своей горнице девицу, да красивую, что глаз отвести нельзя.

–Кто ты, красавица? – спросил девицу Ярослав.

А она ему отвечает:

–Дочка я твоя, батюшка, а зовут меня Катенька.

Обрадовался тут Ярослав, к дочке бросился, стал её обнимать, да в радости и забыл о словах лани: «Три дня и три ночи не выпускай из дому!».

А тем временем в самой чащобе леса Баба Яга варила в огромном котле настой бузины, и места себе не находила, думая, как посильнее досадить Ярославу.

–Эй вы, филины мои, совы серые, все сюда летите, все ко мне спешите! – замахала она руками.

Слетелись к её заросшей мхом избушке совы и филины со всего леса. И было их не счесть.

–Летите к дому Ярослава, и следите за ним, глаз не спускайте, обо всем мне тут же докладывайте! Погублю я его – больно храбрым стал, заносчивым!

Улетели совы и филины, а Баба Яга согнала с неба на землю тучу чёрную, и обмакнула её в котёл с кипящим соком бузины.

–Погублю тебя, Ярослав! Будут люди меня бояться пуще прежнего! – радовалась она.

Прилетел к избушке филин мохнатый.

–Появилась, – говорит. – дочь у Ярослава, краса– девица.

–Вот и чудненько! – запрыгала карга старая. – Дочь его сгублю, а он сам от тоски помрёт. Нету трав таких, чтобы от тоски лечили! Будут люди знать, как я гневаюсь!

И отправила она тучу чёрную с соком бузины к краю леса, туда, где Ярослав жил.

А Ярослав не мог нарадоваться дочке своей и про старость свою забыл, сердцем помолодел. Катенька и воды принесёт, и ягод нарвёт, и лечебные снадобья сделать поможет. А прошёл всего только второй день.

Пошла Катенька из дому за водой, да налетела тут туча чёрная. Потемнело в глазах Ярослава – вспомнил он наказ лани: «Три дня и три ночи не выпускай дочь из дому!». Бросился он на улицу, да поздно – рыжий дождь уже пролился. Нет нигде Катеньки, только стоит у окна берёзка белая, сама стройная, листочки тоньше воздуха. Понял тут Ярослав, что случилось, и упал в горе на землю, зарыдал.

–Что же ты, Ярослав, моих слов не послушался? – подошла к Ярославу лань. – Дочку не сберёг.

–Видно, доля моя такая, – глухо отвечал Ярослав, слёз своих не вытирая.

–Есть средство дочь спасти. Спрятала Баба Яга источник с живой водой. Вот если найти его, да окропить той водой берёзку– Катеньку, стала бы она снова девицей.

–Стар я, не по силам мне, – горестно отвечал Ярослав.

И ушла лань, а он слёг, и уже не вставал…

Разлютовалась Баба Яга – наслала по сто порчей, по тысяче болезней на сёла и города Лесной страны, стали люди болеть. И никто не мог те болезни лечить. Все шли к Ярославу. Посольство за посольством: «Помоги, Ярослав, гибнем от порчей!». Но молчал Ярослав, совсем в тень превратился от охватившей тоски. Смерть свою со дня на день ждал.

И ушли посольства. Спустилась на города и сёла ночь погибели.

Дошил вести страшные и до столицы Мироновой. Созвал царь всех воинов и богатырей, речь завёл скорбную:

–Гибнет земля родная, и нет нигде спасения от порчей, что наслала на нас Баба Яга. Кто из вас отважится поехать на поиски карги старой, чтобы сразить её, окаянную?

Но молчали богатыри и воины – знали все, что не совладать с Бабой Ягой мечом да пикою.

Трижды взывал царь, и трижды отвечали ему молчанием. Загрустил тогда Мирон и уже собрался уходить, как вдруг вышел из толпы вперёд воин Семён.

–Я пойду с Бабой Ягой биться, царь батюшка, и спасу землю нашу от разорения и погибели!

Закричали тут все в радости. А на следующее утро Семён в путь отправился.

Долго ездил он из села в село, людей расспрашивал:

–Как добраться до карги старой, до Яги нечистой?

Но никто не знал… А в одном селе ему посоветовали: езжай к краю леса, там лежит при смерти старец ведун-Ярослав в своей избушке, знает он к Бабе Яге дорогу.

Поехал Семён к краю леса. Видит – стоит завалившаяся на бок избушка с прогнившей крышей и затворёнными ставнями. И растёт перед избушкой берёзка, до того белая и красивая, что сердце тоска опутывает.

Слез Семён с коня, вошел внутрь избушки.

–Что тебе надобно, добрый молодец? – услышал он голос старческий.

Видит – лежит в углу старец седой, пошевелиться не может.

Склонился над ним Семён, поднёс воды напиться.

–Я Семён, ищу Бабу Ягу! Наслала она порчу на сёла и города, хочет народ сгубить. Покажи дорогу к её логову, старец Ярослав.

–Я бы показал, да сил нет моих. Горе уложило меня, тоска замучила. Заколдовала Баба Яга дочку мою Катеньку, превратила её в берёзку белую. Может её спасти лишь живая вода, а вода та у Бабы Яги. Сорви листок с берёзки, и брось его. Он тебя к Бабе Яге приведет. Дальше сам поймёшь, что делать, – сказал это Ярослав и затих. Не было уже больше мочи говорить дальше.

Поклонился ему Семён, вышел из избушки, сорвал листочек с берёзки, бросил его по ветру, и поехал вслед за ним.

Долго ли, коротко, а выехал он на дорогу, ведущую в городок Берестов. И была та дорога завалена вся стволами деревьев, корягами. Конному не проехать. А листочек дальше зовёт. Жаль стало Семёну коня оставлять, решил он дорогу расчистить. Но лишь поднял одно дерево, взвились тут тучи воронов и, громко каркая, полетели в город Берестов.

«Знать беда в Берестове!», – понял Семён.

А в городке Берестове шёл пир горой – Баба Яга, ведьма старая, потчевала гостя своего, родственника дальнего – Упыря Болотного, угощала лягушками да пьянящей водой из луж. Они разорили покинутые людьми дома, и похвалялись теперь своим могуществом друг перед другом.

–А я могу! – кричал Упырь. – Я могу сделать, чтобы с неба не град, а камни падали!

 

Возможно, будет полезно почитать:

• Обучение основам бюджетного управления ;
• Придумай шуточное название к иллюстрации ;
• X5 Retail Group купит супермаркеты «О'кей Что случилось в окее ;
• Пять способов убедить суд принять ее в качестве доказательства ;
• Принципы, функции и методы деятельности социального работника в пенитенциарных учреждениях ;
• Внешнеторговая бартерная сделка ;
• Когда прекращается трудовой договор ;
• Оптимизация логистических процессов на предприятии ОАО 'БНС Груп' ;